Все, в зоопарк приходящие, сразу спрашивают:
— А где у вас тут бегемот? Почему нет бегемота?
А бегемота нет. И начинаешь себя очень неудобно чувствовать по поводу такого упущения, будто это ты бегемота из Африки не привез. А посетители укоризненно качают головой:
— На что же у вас тут смотреть, если бегемота нет? Не на обезьян же.
— Почему не на обезьян? — отвечаешь. — Как раз на обезьян. Они ведь тоже из Африки. И бегемота там, наверное, видели.
И отправляется народ в обезьянник. А там за стеклом различные наши родственники сидят — макаки, гиббоны, а главное — гориллы. Люди начинают в стекла стучать и лица обезьянам корчить. А те смотрят и думают:
— Что же такое наши родственники хотят сказать? Не здоровьем ли интересуются?
И подходят к самому стеклу, улыбаются, чтобы показать, что здоровье — ничего, Бог милует.
А посетители за стеклом этому радуются и начинают еще сильнее лица кривить.
Тогда обезьяны отворачиваются от стекол и говорят друг другу:
— Нет, не здоровьем они интересуются. Лица корчат. Потому что невоспитанные.
И воспитанно выходят на улицу.
Я все думал: сколько слонов Московскому зоопарку в самый раз? Один? Два? Или больше? Потому что зоопарк все-таки не какой-нибудь, а столичный, и слон — зверь не последний. Подходят они друг другу — столичный зоопарк и непоследний слон, потому что оба — главные.
А оказывается, их в зоопарке — шесть! Во как! Шесть непоследних слонов в главном зоопарке. От этого парк даже как-то еще столичнее делается, еще непоследнее. Не в каждом зоопарке шесть слонов!
Четыре африканских и два индийских. А ведь еще и для других животных место хватило! Например, для лисиц.
А слоны, видимо, думают:
— Вон сколько нас здесь собралось! В столице. Наверное, больше нигде не осталось.
Ан нет, осталось. Еще один слон в зоопарке Сан-Диего живет в Америке. Сам видел. По телевизору.
Увидел я как-то в Московском зоопарке бассейн с огромными голубыми окнами, через которые можно прямо в синюю глубину посмотреть:
— Кто же там плавает?
Стал я всматриваться в синюю глубину и ничего кроме этой глубины не видел. Уж не глубину ли тут показывают? Вон, мол, какая глубокая у нас глубина тут и какая синяя!
Совсем глаза уже выкатил, и вдруг мелькнул мимо окна силуэт, махнул ластами и ушел в синь.
— Батюшки, — подумал я, — кто же это?
— А вы на табличке прочитайте! — посоветовал голос из-за спины.
Послушал я голос из-за спины и прочитал на табличке рядом с окном: «Калифорнийский морской лев».
