Алекс смотрит на меня еще полсекунды, потом поворачивается к Хане с таким выражением, как будто только что ее увидел.
— О чем ты?
— Я всегда думала, что лаборатории лучше охраняются, вот о чем. Похоже, сюда проникнуть пара пустяков.
Алекс удивленно поднимает брови.
— Планируешь вторжение?
Хана теряет способность двигаться, у меня кровь леденеет в жилах. Она зашла слишком далеко. Если Алекс доложит о нас как о потенциальных сочувствующих или нарушителях порядка или просто о нас расскажет, меня и Хану ждет следствие и мы долгие месяцы будем жить под постоянным надзором. И уж конечно, можно будет распрощаться с надеждой получить хорошие баллы на эвалуации. Я представляю себе, как всю жизнь буду любоваться тем, как Эндрю Маркус выковыривает большим пальцем козявки из носа, и у меня тошнота подкатывает к горлу.
Алекс поднимает раскрытые ладони, он, должно быть, почувствовал, что мы испугались.
— Расслабьтесь. Я пошутил. Где вы и где террористы.
Я соображаю, насколько глупо мы выглядим в шортах, мокрых от пота майках и в неоновых кроссовках. По крайней мере, я уж точно выгляжу по-дурацки. А Хана похожа на модель, рекламирующую спортивную одежду. И снова я чувствую, что вот-вот покраснею, после чего должен последовать приступ раздражительности. Неудивительно, что регуляторы решили ввести сегрегацию по половому признаку. В противном случае жизнь превратилась бы в кошмар — то ты злишься, то смущаешься, потом не знаешь, что делать, потом раздражаешься, и так постоянно.
— Это всего лишь погрузочный фронт, — Алекс показывает рукой за склады, — настоящая линия безопасности проходит ближе к объекту. Круглосуточная охрана, камеры наблюдения, ограда под напряжением и все такое.
Хана не смотрит в мою сторону, но, когда она начинает говорить, я слышу, как в ее голосе нарастает возбуждение.
— Погрузочный фронт? То есть сюда приходят всякие грузы?
Я начинаю мысленно умолять Хану: «Только не ляпни лишнего. Только не ляпни лишнего. Только не ляпни лишнего».
— Угадала.
Хана начинает приплясывать на месте. Я пытаюсь утихомирить ее взглядом, но она избегает смотреть на меня.
— Значит, сюда подъезжают грузовики? С медицинским оборудованием и… со всяким другим?
— Именно.
И снова у меня такое впечатление, что в глазах Алекса вспыхивает какая-то искорка, хотя выражение лица при этом остается нейтральным. Я понимаю, что не верю ему. Почему он врет, что не был вчера в лабораториях? Может, потому что, как он говорит, это запрещено? Или потому что он там смеялся, вместо того чтобы помогать?
