— Благодарю вас, сэр, — склонил я голову.
— Да, но сколько семнадцатилетних юношей отважились бы отправиться на край света за порошком, которого, возможно, даже не существует в природе? Думаю, немного.
— Я не хотел упустить такой шанс, — сказал я.
— У вас великолепное чутье, Корнелиус. Великолепное. Я вам даже немного завидую.
Мы сидели и пили портвейн, я с удовольствием курил маленькую гаванскую сигару. Я предложил такую же профессору, но он предпочел свою вонючую трубку. Эта трубка производила больше дыма, чем все, которые я когда-либо видел. Она напоминала миниатюрный военный корабль, спускающий дымовую завесу на его лицо. За дымовой завесой А. Р. Уорсли размышлял над моей парижской историей. Он продолжал восхищаться, хмыкать и бормотать что-то вроде: «Удивительное приключение!.. Каков наглец!.. А как все обставил!.. Да и химиком оказался неплохим, раз сумел изготовить эти пилюли».
Потом наступило молчание. Его голову окутывал дым. Стакан портвейна скрылся в дымовой завесе, когда он поднес его ко рту. Через мгновение он появился вновь, но уже пустой.
— Ну что ж, Корнелиус, — наконец нарушил молчание А. Р. Уорсли, — вы только что откровенно рассказали о себе, настала моя очередь ответить тем же.
Последовала небольшая пауза. Я ждал. Интересно, что же он собирается мне поведать.
— Видите ли, — продолжал он, — за последние несколько лет я тоже добился некоторого успеха.
— Правда?
— Хочу написать статью о своих исследованиях, когда появится время. Может быть, мне даже удастся ее опубликовать.
— Из области химии? — спросил я.
— Немного химии, — пояснил он. — Но большей частью это биохимия. Смесь и того, и другого.
— Интересно было бы послушать.
— Правда? — ему не терпелось высказаться.
— Конечно, — я налил ему еще портвейна. — У нас уйма времени, потому что мы должны прикончить сегодня эту бутылку.
— Хорошо, — кивнул он.
— Ровно четырнадцать лет назад, — начал он, — зимой 1905 года, я случайно заметил золотую рыбку, вмерзшую в лед пруда в моем саду. Через девять дней наступила оттепель, лед растаял, и золотая рыбка поплыла как ни в чем не бывало. Это явление навело меня на размышления. Рыбы — хладнокровные существа. Какие другие формы хладнокровной жизни можно сохранить при низких температурах? Лишь немногие. И тогда я стал думать о возможности сохранить при низких температурах бескровную жизнь — я имею в виду бактерий и тому подобное. Я спросил себя: «А кто захочет сохранять бактерии? Лично мне это не нужно». И когда я задал себе еще один вопрос: «Какой живой организм скорее, чем любой другой, вы захотели бы поддерживать живым в течение длительного времени?» Ответ пришел сам собой — сперматозоиды!
