— Я не хочу умирать, — сказало отражение и заправило за ухо темно-русую прядку, выбившуюся из общей массы, — почему я должна уходить!? Я имею право на место в этом мире!
Ульяна отшатнулась, тихонько вскрикнула и захлопнула дверцу шкафа. Дыхание было частым, как после долгого бега. Она прижалась спиной к шершавой поверхности, имитировавшей дерево, и сползла вдоль нее на пол.
Колдунья сказала, что Мила ушла! Значит, она обманула ее?
Девушка разозлилась сама на себя: хватит этих спиритических сеансов, этого бреда, в который она сама то не верит. Кого Богдан сюда притащит следующим — экзорциста, чтобы очистить ее от демонов, мешающих ей жить? Она сама себе мешает жить своими глупыми фантазиями!
Если кто-то хотел, чтобы она сошла с ума, он добился своей цели. Браво! У нее раздвоение личности, приступы паранойи и да, она видит призрака своей не рожденной дочери. Этого как минимум достаточно для того, чтобы засунуть ее в дом скорби.
А что, если это все и в правду было подстроено? Но кому это нужно? Свете? А почему бы и нет! Чтобы убрать с дороги соперницу.
Ульяна спустилась вниз, готовая сейчас же устроить домработнице разоблачение, но не нашла ее на кухне. Взбешенная, она носилась по комнатам, строя самые нелепые догадки, хотя сейчас они казались вполне себе реальными и логичными.
Не было никакой аварии, никакого потерянного ребенка. Ее привезли сюда, чтобы довести до безумия, навязывая ей эту правду, чтобы сдать ее в сумасшедший дом, чтобы избавиться от помехи. Должно быть, она богата. Об этом ей вряд ли кто-то расскажет. Зато нелепых сказок про призраков ей эти Братья Гримм рассказали целое множество!
Вот к чему все разговоры Светы о любви, о том, что ей приходится терпеть и чем жертвовать.
Убедившись, в тщетности своих поисков, Ульяна решила подняться на второй этаж и поискать в других спальнях. На свою беду.
Она осторожно приоткрыла дверь комнаты домработницы и застыла, ошарашенная шквалом обрушившихся на нее звуков.
Ее желание исполнилось: она наконец-то отыскала Свету. В объятиях своего мужа.
Она заторможено смотрела, как домработница запрокидывает свою короткостриженую голову, как Богдан целует ее тощую по-птичьи длинную шею. Она чувствовала себя маленькой девочкой, которая впервые увидела то звериное, отчаянное и грязное, что происходит между людьми. Внутри полыхала гремучая смесь ужаса, омерзения и стыда, готовая в любой момент взорваться и выплеснуться извержением вулкана. Ульяне хотелось закрыть глаза, отвернуться, убежать, но она стояла, как каменное изваяние, как языческий идол с одеревеневшими глазницами, не способными даже на слезы.
