Ей хотелось убежать. Вернуться к Марине, чтобы все время рядом была подруга и ее шумный надоедливый брат Стасик, все время задававший глупые вопросы, как любой пятилетка, только начинавший открывать для себя окружающий мир. Здесь же было слишком тихо, слишком мертво, неуютно и мрачно. Никто никогда не пытался наполнить эту квартиру теплом. Никто даже убраться здесь не пытался и с момента смерти бабушки, они только и делали, что зарастали вековой грязью.
Оле отчего-то стало страшно — по ее телу пробежался неприятный холодок, и чтобы сбросить с себя этот морок, она стала стаскивать свои сапоги, раздеваться, медленно и аккуратно.
Ей казалось, что сейчас она зайдет в комнату, а на кровати в углу, как и когда-то, будет сидеть маленькая сгорбленная старушка в черных одеждах с добрым нежным лицом, тихо бубня слова молитв. Эта картина была настолько реальной, что девушка никак не могла преодолеть опустившийся на нее ужас.
Она присела прямо на пол в прихожей и спрятала лицо в ладонях.
Последние несколько лет жизни бабушки были очень тяжелыми из-за ее болезни. Оле пришлось познакомиться с тем, что такое пролежни, подгузники для больных людей, судна и научиться не обращать внимания на страх и отвращение. Мать все время была на работе и одиннадцатилетняя девочка сама осваивала все навыки, необходимые для сиделки при настолько больном человеке, при этом еще и старом, взбалмошном, терявшем рассудок. Сколько раз бабушка переставала узнавать ее, шептала проклятья, плевалась злыми и обидными словами, путая Олю с медсестрой. Может быть, это она прокляла ее?
Ночами она орала от невыносимой боли, но скорую вызывать было бессмысленно — они ничего не сделают, кроме укола обезболивающего, а это Оля умела делать и сама.
Сейчас она не знала — о чем лучше думать: о том ужасном времени, когда в этой квартире воняло скорой смертью, старостью и гниющей плотью или о том, до чего она докатилась сама, сгноив свою душу? Перебирать в памяти отвратительные и страшные картины полного падения или бояться призрака измученной недугом старой женщины?
Крики бабушки до сих пор иногда ночами чудились ей, даже в чужих квартирах, даже в чужих объятиях. Она слепо вглядывалась в темноту, готовая бежать на кухню за аптечкой, шприцами и ампулами, пока не понимала, где находится на самом деле.
Оля наконец-то пересилила себя и зашла в комнату, плюхнулась на ту самую кровать, где бабушка умерла и зарылась головой в пыльные подушки, а потом запустила руку под матрас и вытащила оттуда то, что туда некогда положила бабушка. Существование этого предмета не особенно волновало их с матерью, хотя девушка продолжала помнить, как бабушка доставала его, клала перед собой и снова начинала молиться. Надежды уже не было.
