«Пусть это мгновение не кончается» — думала Даша. Ей не нужно было ничего больше. Ей было светло и радостно, как за несколько мгновений до нового года, когда даже самый закоренелый и отчаянный циник всем своим естеством ждет чуда. Как будто сейчас и в правду произойдет что-то доброе, сказочное, волшебное…
За окном уютно кружились пушистые снежинки. Зима вернулась, чтобы попрощаться с засыпающим городом.
— Согрелась? — лукаво спросил Юра.
Даша немного испугалась. Сейчас ее лицо преображал все тот же яркий румянец, который так часто менял все ее черты, делая ее похожей на фарфоровую куклу. Глаза становились ярче и теплее, в них зажигались сотни удивительных огоньков, мерцавших, как ночной город из окна самолета. Губы так чувственно приоткрывались, как створки раковин, и по ним скользила странная, мечтательная улыбка. Такой Даша никогда не видела себя в зеркале. Такой сейчас видел ее Юра и любовался ее хрупкой и чистой красотой.
— Ну да, — кивнула Даша задумчиво и разочарованно поставила на стол опустевшую кружку, стала разглядывать рисунки на ней. Ромбики, чередующиеся с черными кошками, хаотично разбежавшимися по белой керамике.
— Готова приступить к делу? — Юра тоже закончил с горячим шоколадом и был полон энтузиазма, который внушал девушке опасения. Она жалела о том, что сама попросила его об этом, но ей так хотелось найти повод провести с ним немного времени наедине, без Насти…
Даша снова кивнула. Они пошли в комнату.
Там царил полнейший разгром. Всюду были навалены стопки книг, альбомов, журналов, столпились чашки с недопитыми чаем и кофе, но вместе они создавали картину идеального уюта. У Даши и не возникало мысли вынести все это и расставить по местам, потому что она знала: так должно быть. Она легко приняла эту истину, не требовавшую объяснения, как ту, что в квартире, где они жили с мамой, папой и Настей, всегда должно быть идеально чисто.
— Юра… — робко обратилась девушка, пока он освобождал ей место на диване, переставляя оттуда на пол старый патефон, — пожалуйста… поиграй мне на пианино…
Мужчина обернулся, одарил ее короткой улыбкой.
— Может не стоит?
Даша была неумолима. Юре пришлось убирать книги с клавиш старого фортепиано «Саратов», на котором возлежал вековой слой пыли. Он коснулся избитых клавиш сначала неуверенно, прислушиваясь к их звуку, потом приподнял крышку и заглянул внутрь и только после извлек из молчащих струн мажорную гамму. Когда-то Даша отходила три года в музыкальную школу, ломая руки и себя в классе домры. Ничем хорошим это не кончилось — все в ее семье быстро поняли, что великим музыкантом она не станет.
