— Будет и лошадь, — самоуверенно заявляю я.
Бабушка в тревоге смотрит на меня и сокрушенно качает головой:
— Горе мне с тобой!.. Опять что-то надумал...
— Ничего страшного, — стараюсь утешить ее, — я поеду с ребятами, приехавшими оттуда...
Бабушка меня любит, поэтому не возражает и дает мне наставления:
— Будь осторожным, Кожа... Не столкнись с каким-нибудь несчастьем. И без того в ауле о тебе говорят плохо, как будто ты растоптал их посевы. Никто, кроме меня, не выдержит твоего озорства. У меня уже голова побелела в думах о тебе и сердце изболелось. Не бери чужого, не задевай никого.
Это самое она мне уже твердила тысячу раз, тысячу раз я забывал ее наставления и поступал по-своему.
Я спокойно выслушал ее до конца, заверил, что все будет так, как она говорит, и вышел из-за стола.
Итак, я еду на джайляу. Хорошо бы взять с собой Жанар. Она, конечно, ездит верхом не так хорошо, как я, и ей потребуется моя помощь. Тем лучше. Жанар поймет и оценит, какой я храбрый джигит, что я в тысячу раз лучше этого хитреца Жантаса. Я воображаю, как глубокой ночью мы проезжаем узенькой тропинкой среди скал и где-то далеко воют шакалы. Жанар немного страшно, но она чувствует, что я рядом, и успокаивается.
На джайляу! Это слово поет в моем сердце.
Когда темнеет, я выхожу из дому и достаю припрятанные в сарае уздечки. Беру их так, чтобы они не гремели и, пригибаясь, бегу вдоль улицы в сторону реки.
Люди нашего аула своих верховых коней на ночь выпускают к реке. Поймаю двух лучших скакунов и заеду за Жанар. Она, конечно, очень удивится, увидев у себя под окнами всадника с двумя лошадьми: «Кожа, это ты? — спросит Жанар». «Да, — отвечу я, — вот иноходец, садись. Мы едем на джайляу». «А как же бабушка? — колеблется Жанар». «Пусть она идет к моей бабушке, им будет веселее».
Жанар решительная: она выпрыгивает из окна, садится верхом на вторую лошадь, — и под покровом ночи мы трогаемся в путь.
Если потом кто скажет, что Кожа украл лошадей, то я отвечу «Лошади — колхозные, а мы — дети колхоза». И это будет вполне справедливо.
Так я размышлял по дороге.
Впереди на фоне смутных просветов реки показались темные фигуры лошадей. Они звякали путами, всхрапывали и шумно жевали траву.
Я подошел к крайней. Это оказалась гнедая кобыла старика Алшабая. Рядом терся её пегий жеребенок. «Неприличен гость с собакой», — вспомнил я казахскую пословицу. К чему мне такая лошадь, за которой плетется жеребенок?.. К тому же на ее передних ногах — тяжелые железные путы. Алшабай такой скупой старик, что готов спутать и жеребенка.
