Время от времени Джонни открывал глаза (или ему казалось, что открывал), и наконец он увидел обладателей этих голосов – яркие, светящиеся, призрачные пятна, не имевшие поначалу лиц, иногда они двигались по комнате, иногда склонялись над ним. Он не подумал, что можно заговорить с ними, во всяком случае вначале. Он предположил, что это, может быть, какие-то существа иного мира, а светлые пятна – ангелы.
Со временем и лица, подобно голосам, становились все отчетливее. Однажды он увидел мать, она наклонилась над ним и, попав в поле его зрения, медленно и грозно произнесла что-то бессмысленное. В другой раз появился отец. Дейв Пелсен из школы. Медицинская сестра, которую он узнал: кажется, ее звали Мэри или, быть может, Мари́. Лица, голоса – все приближалось, сливалось в нечто единое.
И пришло что-то еще: ощущение того, что он изменился. Это ощущение не нравилось Джонни. Он не доверял ему. Джонни считал, что любое изменение ни к чему хорошему не приведет. Оно предвещает, думал он, лишь печаль и плохие времена. Джонни вступил в темноту, обладая всем, теперь же он чувствовал, что выходит из нее, не имея абсолютно ничего, – разве только в нем появилось что-то странное, незнакомое.
Сон кончался. Что бы это ни было, оно кончалось. Комната была теперь вполне реальна, почти осязаема. Голоса, лица…
Он собирался войти в комнату. И вдруг ему показалось, что он хочет только одного – повернуться и бежать, скрыться в этом темном проходе навсегда. Ничего хорошего его там не ожидало, но все же лучше уйти навечно, чем проникнуть в комнату и испытывать это новое ощущение печали и грядущей утраты.
Он обернулся и посмотрел назад – да, так и есть: в том месте, где стены комнаты становились цвета темного хрома, позади одного из стульев, незаметно для входящих и выходящих светлых фигур, комната превращалась в проход, уводивший, как он подозревал, в вечность. Там исчез тот, другой голос, голос…
Таксиста.
Да. Теперь он все вспомнил. Поездку на такси, водителя, поносившего сына за длинные волосы, за то, что тот считал Никсона свиньей. Затем свет четырех фар, двигавшихся по склону, – две пары фар по обе стороны белой линии. Столкновение. Никакой боли, лишь мысль о том, что ноги задели счетчик, да так сильно, что он сорвался с кронштейна. Затем холодная сырость, темный проход, а теперь это странное ощущение.
Выбирай, шептал внутренний голос. Выбирай, не то они выберут за тебя, они вырвут тебя из этого непонятного места, как врачи вынимают ребенка из утробы матери посредством кесарева сечения.
