– Спи, малыш, – сказала она.
Он улыбнулся ей и тут же закрыл глаза.
– Вот и все? – спросил Джонни.
– Вот и все, – согласилась Сара. Она подошла к нему и обхватила его шею руками. Он услышал, как под платьем зашуршала нижняя юбка. – Я хочу, чтобы ты поцеловал меня, – сказала счастливая Сара. – Я ждала пять лет, Джонни, когда ты снова меня поцелуешь.
Он обнял ее за талию и осторожно поцеловал. Ее губы раскрылись.
– Ах, Джонни, – сказала она, уткнувшись ему в шею. – Я люблю тебя.
– Я тоже люблю тебя, Сара.
– Куда мы пойдем? – спросила она, отстраняясь. Глаза ее стали ясными и темными, как изумруды. – Куда?
В сарае за перегородкой, на свежем сене, он расстелил застиранное армейское одеяло. Где-то наверху захлопали крыльями ласточки, но затем, объясняясь на своем загадочном наречии, уселись на прежнее место. Запыленное оконце было обращено к фасаду дома. Сара расчистила глазок и посмотрела, как там Денни.
– Все в порядке? – спросил Джонни.
– Да. Лучше здесь. В доме я бы чувствовала себя так… – Она беспомощно пожала плечами.
– Будто отец на нас смотрит?
– Да. Это касается тебя и меня.
– Без посторонних.
– Без посторонних, – согласилась она. Она легла ничком, согнув ноги в коленях, так что туфельки болтались в воздухе; щека уткнулась в выцветшее одеяло. Сбросила туфельки, сначала одну, потом другую. – Расстегни, Джонни.
Он опустился на колени и расстегнул «молнию». В тишине это прозвучало особенно громко. Ее спина казалась смуглой по сравнению с белой полоской бикини. Он поцеловал ее между лопаток, и она вся подобралась.
– Сара. – Шепотом.
– Что?
– Я должен тебе кое-что сказать.
– Ну?
– Во время одной из операций хирург по ошибке отхватил мне…
Она шлепнула его по плечу.
– Ты все тот же, Джонни. Еще скажи, что у тебя был друг, который свернул себе шею на карусели.
– Точно.
– Что-то не похоже, будто они тебя навек изуродовали. – Она поймала его взгляд, глаза у нее так и светились. – Совсем не похоже. Проверим?
Пряно пахло сеном. Время застыло. Грубость армейского одеяла, гладкость ее кожи, ее нагота… Он вошел в нее, как входят в старый, не до конца забытый сон.
– Джонни… о боже… – В голосе нарастающее возбуждение. Ускоряющийся танец бедер. Слова откуда-то издалека. Ее волосы обжигали ему плечо и грудь. Он зарылся в них с головой, потерялся в этом полумраке.
Время застыло. Запах сена. Одеяло грубой выделки. Старый сарай, слегка поскрипывающий, как оснастка корабля, на осеннем ветру. Слабый свет пробивается сквозь щели в потолке, расслаиваясь на десятки солнечных нитей, в которых пляшут частички мякины. Пляшут, кружатся.
