Они разговаривают между собой мятежным непостоянством сияния, величаво выплывая на ночные переговоры. А я вскоре уже не увижу этого божественного звездного торжества, оно останется, меня не станет.
— Не сделаю! — прокричал я чуть ли не с рыданием.
Меня била истерика, она истощила мои силы. Наверно, я потерял сознание. Потом, стараясь восстановить обстановку, я догадался, что беспамятство перешло в обыкновенный сон. И сон был такой глубокий, что лишь вызов Жанны разбудил меня.
— Не спи! — приказала она с экрана. — Я только что вернулась от Роя. Приди ко мне.
Я мигом вскочил. О том, чтобы идти к ней, не могло быть и речи.
— Сейчас не могу. Сделай одолжение, приди ты.
— Буду через пять минут.
Экран погас, и я кинулся к аппаратам. Пяти минут еле-еле хватило, чтобы настроить их на новую программу. От недавней скорби и нерешительности не осталось ничего. План был ясен, его надо было выполнять. Теперь меня беспокоило одно — не совершу ли я из-за спешки какой-нибудь ошибки. Я быстро регулировал автоматы и дважды проверял — для верности — каждую операцию.
Жанна вошла, когда я отошел от аппаратов и взгромоздился на подоконник, приняв безмятежную позу.
— Какой трудный день! — со вздохом сказала она. Если бы не наставления Чарли и не твои упрашивания, вряд ли беседа с Роем сошла благополучно. Это был допрос по всем правилам старины.
— Он спрашивал тебя о Павле?
— И о нем. Я сказала, что о Павле лучше узнавать у тебя. Вы вместе вели исследования, ты присутствовал при его гибели.
— Что он ответил?
— Что не увидел в тебе желания распространяться о Павле.
— Он и не спрашивал меня о Павле. Впрочем, он не ошибся: у меня действительно не было желания распространяться о Павле.
— Примерно так я и объяснила.
— Ты сказала, он расспрашивал о Павле. Значит, его интересовали и другие?
— Другие — это ты один.
— Вот как — я один! Он не интересовался ни Чарли, ни Антоном?
— Он сказал, что Антон и Чарли ему ясны, а ты — загадка. Он попросил подробно расшифровать таинственную природу существа, именуемого хронофизиком Эдуардом Барсовым.
— Ты это сделала?
— В меру своего понимания.
— Это много — мера твоего понимания? Чарли шутит: каждый говорит в меру своего непонимания.
— Суди сам. Если, конечно, ты способен судить о себе объективно и беспристрастно. Павел считал, что ты в себе не разбираешься.
— Думаю, что и он во мне не очень-то разбирался.
Тайны природы всегда ему были ясней, чем человеческие характеры. Он интересовался законами мира больше, чем странностями людей.
