— Ненавижу убожество, — сказала Анна. — Надо драться, а они сидят у телевизоров. Надо стрелять, а они развлекаются в Спектаклях. Картонные люди и картонные декорации. Куклы на пружинах. Кровь из малинового сиропа. И словно никто не видит. В газетах — слюни, по радио — идиотская патока. Приезжают инспекторы, вот вы, например, — одобряют. Бенедикт как-то уламывает. Он всех как-то уламывает. Павел! Взяли бы и запретили.
— Это не так просто, — почти не слушая, ответил я.
В позапрошлом году мы вели дело «Нищих братьев». Они организовали несколько общин в Манаре — около десяти тысяч человек. Руководители общин, духовные отцы Саймон и Арпангейл, называвшие себя архангелами, кстати оба выпускники технического колледжа, магистры наук, частью купили, частью смонтировали сами волновой генератор для направленной передачи эмоций. Им удалось записать экстатические состояния и довольно чисто положить их в усилители.
Каждый вечер проводился час молитвы. Я и сейчас будто видел, как тысячи людей стоят на залитой водой плантации коленями в расползающейся, мокрой земле и, дергаясь, словно эпилептики, подняв руки к небу, возносят восторженную молитву задрапированному под часовню генератору с золотым крестом на вершине, а два архангела в белых мантиях, куда была вшита иридиевая мозаика для изоляции, упираясь головами в низкое кровавое солнце, торжественно и величаво благословляют покорную паству.
Чтобы попасть на час молитвы и испытать благодать божью, люди были готовы на все — жили в землянках, работали по двадцать часов в сутки без еды, в грязи, в ледяной воде, окучивая голубые марсианские маки, которые громадными партиями шли на экспорт, расценивались на вес золота, — отдавали жен, детей, могли убить кого угодно, чтобы испытать еще раз — хотя бы один-единственный раз — блаженство господней любви.
И вот когда мы шли между молящимися, а они хрипели и бились, как слепые, и грязь текла по бескровным лицам — вот тогда я испытал точно такое же чувство легкости и веселья, а вслед за этим — огромного, всепоглощающего, нечеловеческого счастья.
— Вы не слушаете меня, Павел, — сказала Анна.
— Я слушаю, слушаю, — сказал я.
Мы пошли дальше. Впереди сиял проспект. Над домами в чутком ночном воздухе, чуть не задевая крыши, кружились два исполинских серебряных шара. Оттуда лилась музыка.
«Значит, у них в Доме стоит волновой генератор, — подумал я. — Надо же, с ума сойти — волновой генератор».
