Если вдруг случайно и выпадала свободная минута, то она проводила ее одна, а не в компании молодого, красивого человека, который не считает себя центром вселенной, предпочитает пить пиво вместо мартини и любит пиццу, а не устрицы.
Бесс было комфортно с ним. Она знала, что для Коннора не имеет значения, как она одета, хорошо ли накрашена и причесана.
Несмотря на то, что в последние годы они практически не общались, Бесс была уверена, что с ним она может быть сама собой. Он видел ее и с разбитыми коленками, и со жвачкой в волосах. Коннор вытирал ей слезы, когда она рыдала над котенком, которого сбила машина. Не обращая внимания, на ее красные, опухшие глаза, и сопливый нос, он помог ей закопать котенка в саду. Он даже видел, как ее рвало макаронами с сыром в школьной столовой, когда ей было девять лет. И он, а не ее брат, был единственным, кто в этот момент не смеялся над ней и не строил страшные рожи, а обнял за плечи и отвел в кабинет медсестры. Он сидел вместе с ней и ждал до тех пор, пока не пришла мама и не забрала ее домой.
Мысль о том, что, вероятно, его можно простить, неожиданно пришла ей в голову. Бесс только не могла решить, готова ли она быть столь снисходительной. Достаточно и того, что она допускает подобную возможность. Разве горечь и обида, накопившиеся за семь лет, исчезнут в одно мгновение?
— Я всегда считал тебя своей сестрой, Бесс, — вновь заговорил Коннор. — Ты была сестрой Ника по крови, но мы росли вместе, твои родители практически усыновили меня, и я считал тебя, чуть ли не родственницей. — Его карие глаза потемнели, но в них зажглись яркие искорки. — Мы оба с тобой знаем, что в ту ночь, после футбольного матча, я вел себя не как твой брат. Все эти годы мне хотелось извиниться перед тобой.
Ее сердце на секунду сжалось, но ей удалось справиться с собой.
— Почему ты хотел извиниться? Насколько я помню, тогда в машине ты был не один.
— Я виноват перед тобой, поскольку воспользовался моментом. Ты была молодая, неопытная и… девственница. Я был взрослее тебя, лучше понимал ситуацию и не должен был терять контроль над собой.
Она расхохоталась.
— Можешь успокоиться, Коннор. Никто не будет судить тебя за то, что ты лишил меня девственности. Я бы не оказалась в твоей машине и не занималась бы с тобой любовью, если бы сама не хотела этого.
Уголками глаз она видела, как его пальцы судорожно сжимают бокал вина.
— Это не оправдывает меня, — продолжал настаивать Коннор. — Твои родители всегда относились ко мне, как к родному сыну. Они доверяли мне, считали, что я буду всегда защищать тебя, а я повел себя как последний подлец и воспользовался твоей неопытностью.
