Линор Горалик
ПЛОХАЯ ДЕВОЧКА
Вокруг скакали дети, какая-то девочка в инвалидной коляске подкатывалась ко всем по очереди и говорила: «А у меня новые ботинки!» — и к ней тоже подкатилась, уже раза два или три, но она не слышала. Ей все время казалось, что плюшевый дельфин становится меньше: она сжимала его так сильно, что он все уминался и уминался. В игровой комнате, как всегда, пахло средствами для мытья ковров: на эти ковры вечно рвало кого-нибудь из детей, идущих на поправку. Уже приходил кто-то из врачей, пытался взять ее за руку — она вырвала руку и разревелась, забившись в угол, от нее отстали. От сидения на полу у нее разболелась попа, но она не могла ни сдвинуться, ни открыть глаза, только тискала дельфина и раскачивалась. Медсестра попыталась уговорить ее уйти из игровой комнаты (ничего не вышло), потом ушла сама, потом вернулась и попыталась заставить ее проглотить таблетку (ничего не вышло), потом ушла снова, и вместо нее вернулась старшая сестра. «Маргарита Львовна, — строго сказала она, присев на корточки. — Уже вызвали главврача, он в пути, он назначит комиссию, вам надо там быть. При назначении комиссии вам надо присутствовать, нехорошо. Давайте вставайте». Тогда она позволила поднять себя с полу и переодеть из залитого кровью зеленого хирургического халата в чистый, белый.
Фекла Дюссельдорф
РАЙ ДЛЯ ДЕВОЧЕК
«…а потом я умру — понарошку, на время — и попаду в рай для хороших девочек. В раю будут рыжие немецкие куклы, говорящие „Мама!“, конфеты „Мишка на севере“ с серебринкой под фантиком, сырые сосиски, молоко без пенки, мороженое по двадцать две копейки, и чтобы бесплатно, и сколько захочешь, и не заболело горло — зачем нужно больное горло, если никакой школы тоже нет?» Будут летние платья с оборками; большие некусучие собаки, которые не хотят есть и не писают дома; голубые гибкие пластинки из журнала «Колобок», синие гольфы с помпонами, духи «Красная Москва», потыренные у мамы, мандарины без диатеза внутри, зубная паста с вишневым вкусом, мультики (только не с кукольными уродцами!) по телевизору и бусы из цветного стекла.
Не будет взрослых. Не будет взрослых — кричащих, запрещающих, ругающих. Только папа и мама. Ну, еще бабушки и дедушки. Но только добрые, и чтобы никто не умирал. Только уезжали в санаторий на время, когда уж сильно надоедят. Не будет посторонних дяденек. Вообще никаких дядек, пожалуйста. Мальчишек, впрочем, тоже не будет. Ну, может, парочку только — отличников там или еще кого. Не будет будильника в семь утра и прочего детского сада — по хмурым зимним улицам, в шарфе и шапке. О зиме надо, конечно, вообще подумать. Может быть, ее там сократят. Оставить только Новый год — без стихов на стуле! — санки и коньки.
