Прослужили в армии дружки положенный срок и однажды поздней осенью снова появились в Солнцеве. Как обычно в таких случаях бывает, все родичи и знакомые признали, что ребята и ростом стали выше, и в плечах раздались, и говорить начали с басовитой наигранной хрипотой.
По старой памяти пошли работать в мастерскую. Снова начали ремонтировать плуги да сеялки. Только теперь друзья в выходные дни щеголяли в тройках, курили «Казбек», появились у них и девчата-залетки. Василий смотался в Белгород, купил нарядный, как павлиний хвост, баян, и приятели довольно складно — один басом, другой тенорком — распевали на вечерках и гулянках частушки, из которых самой печатной была, пожалуй, такая:
Пойду плясать —
Доски гнутся.
Сарафан короток —
Ребята смеются.
Когда же Василий, подмигнув неверным глазом какой-нибудь крале, затягивал:
Тына, тына у Мартына,
У Мартынихи пушок…
Федор клал тяжелую руку на лады, басил:
— Не балуй!
Но если говорить справедливо, то по-настоящему любили они песни строгие, берущие за душу:
Не для меня придет весна,
Не для меня Дон разольется,
И сердце бедное забьется —
Такая жизнь не для меня…
А жизнь шла нормальная, обыкновенная, как и у других. Уже матери их, встречаясь у колодца, говорили, что, пожалуй, и женить бы ребят неплохо, чтобы не забаловались.
Но все вышло по-иному. Привез однажды пассажирский поезд из Москвы уже пожилого, но все еще бойкого мужчину, с рыжей, по-чудному подстриженной бородкой и увесистым, изрядно потертым, с ремнями и замками портфелем. Обосновался приезжий в Доме колхозника, вывесил на столбе на базаре объявление о том, что производится организованный набор рабочей силы для работы на предприятиях Крайнего Севера и Дальнего Востока.
Самаркин и Волобуев как-то больше для смеха зашли поговорить с рыжебородым и попали как мухи в патоку. Уполномоченный оказался сладкоголосым жохом, наобещал ребятам известные всем златые горы и реки, полные вина. О Севере он говорил чуть ли не стихами, взахлеб описывал красоты северного сияния и белых ночей, а о Полярном круге изъяснялся так убедительно, словно щупал его собственной рукой. Тыкая кривым указательным перстом в помятые бумажки, он усердно перечислял, какие блага в смысле подъемных, проездных, квартирных, надбавок за отдаленность и вредность посыплются на головы дружков, если они подпишут трудовой договор.
Справедливости ради следует заметить, что длинные рубли не соблазнили ребят, впрочем, может быть, потому, что не очень-то поверили они рыжебородому искусителю и его потертым бумажкам. Так бы и кончилась вербовочная история, если бы через несколько дней — по случайному ли стечению обстоятельств или по наущению рыжебородого — не вызвали дружков в райком комсомола. Секретарь райкома повел речь о том, что стройки коммунизма есть не только на Енисее и Ангаре, что для комсомольцев не менее почетно трудиться и на Крайнем Севере, на предмет чего есть в райкоме комсомольские путевки.
