По личику новорожденной пробегали самые разные выражения, от безграничной и глубокой мудрости до животной бессмысленности. Душа молодой матери тоже металась в противоречивых чувствах; ею попеременно владело то благоговение перед маленьким существом, требующим к себе столько внимания, то разрывающая сердце жалость: несчастная малышка, такая хрупкая… и такая мягкая, теплая! Лига не верила своим глазам, рассматривая изгибы тонкого ротика, пушистые ресницы, совершенные по красоте ушки, похожие на полураскрывшиеся розовые бутоны. Ее переполняли покой и нежность. Как хорошо, что отца больше нет, что Лига может просидеть так хоть до самого утра, не боясь попреков и оскорблений, не отрывая взора от этой крохотной искорки жизни, занятой самыми важными делами на свете — крепким сном и дыханием, легким, будто крылья мотылька, слабо вздымающим узкую розовенькую грудку.
Лига не могла налюбоваться на дочурку, но глаза понемногу начали слипаться. Тогда она взяла младенца и уложила рядом с собой в выкатную кровать. Она до сих пор не перебралась на большое родительское ложе — нет, никогда! — и уже не раз подумывала о том, чтобы порубить его на дрова для растопки печи. Лигу останавливало лишь то, что на этой кровати умерла Ма, и этот предмет мебели — единственное, что у нее осталось от матери, пусть даже в ушах до сих пор стоял храп отца и скрип деревянных досок под его дергающимся туловищем.
Дитя жалобно запищало, Лига пробудилась от глубокого мягкого сна, лениво размышляя, что за крыса или другая зверушка забежала в хижину, почему Па еще не встал, грохоча башмаками, и не прибил незваную гостью. И в этот момент ее пронзила счастливая мысль: да ведь отец исчез, исчез навсегда! А то, что лежит у нее под боком и царапает темноту, учась мяукать во все маленькое горлышко, это… это…
Лига достала грудь, радуясь тому, что впервые может применить эту часть тела по назначению. Больше не надо до крови закусывать губы от того, что Па грубо теребит ее, лежа сзади, пыхтя и называя Лигу именем матери. Новорожденная пожевала ротиком и забавно сморщилась, но затем инстинкт притянул ее к соску. Малышка издала несколько звуков (так похожих на удивление и восторг, что Лига не удержалась от смеха — легкого и беззвучного выдоха через нос, чтобы не испугать девочку), после чего более или менее сносно взялась за дело.
Лига лежала с открытыми глазами в зернистой тьме, каждой клеточкой ощущая рядом с собой маленькое живое существо. Детский кулачок лежал у нее на груди, словно удерживал на месте, словно бы это он, ребенок, устроил все в мире нужным образом и теперь просто пользуется установленным порядком. Какое невыразимое наслаждение подчиниться невинному созданию, чьи потребности столь ясны и просты, да к тому же идеально совпадают с тем, что она, Лига, может дать.
