* * *
Я стою лицом к лицу с Тариком Рамаданом. В театре мы обменивались формальными приветствиями. На этот раз он врывается ко мне с присущей ему грубостью. Он из тех немногих, у кого нет ни чести, ни совести. Сколько раз я упрекал Умм Хани за сожительство с ним. Он начал беззастенчиво лгать:
— Я пришел поздравить тебя с пьесой.
Ты пришел, чтобы учинить подлый допрос. Однако я подыграл ему и поблагодарил. Как бы невзначай он передал мне мнение режиссера:
— Герой мерзок и отвратителен до тошноты. Публика не будет ему симпатизировать.
Я пропустил это суждение мимо ушей. Герой не таков ни в жизни, ни в пьесе. Тарик набрасывается на меня. Я с презрением посмотрел на него. Он спросил:
— Ты понимаешь, что сюжет пьесы вызовет поток слухов в твой адрес?
— Меня это не волнует.
И вдруг он произнес с нескрываемым возмущением:
— Какой хладнокровный убийца!
Я презрительно парировал:
— Вот ты и возвращаешься к прошлому. Для меня оно — опыт любви, а для тебя только горький опыт.
— Сможешь оправдаться?
— Я не обвиняемый, чтобы мне это требовалось…
— Скоро ты окажешься в прокуратуре.
— Ты злобный придурок.
Он поднялся, усмехнувшись:
— В любом случае, она заслуживала смерти.
И ушел, бормоча себе под нос:
— А ты заслуживаешь виселицы…
Этот неприятный визит заставил меня задуматься. Я убедился, что необходимо скрыться от глаз глупцов. Заслуживаю ли я виселицы? Нет… Даже учитывая мои тайные помыслы. Мое воображение было просто способом бегства от будничных забот, но не от любви и моей возлюбленной. Они были вызваны сиюминутным помешательством, а не итогом размышлений. В любом случае, я избавился от этой нечисти.
* * *
Риелтор нашел мне комнату в пансионе «Coute d`Azur» в Хелуане. Так я снова остался наедине с книгами и моим воображением. Почти все время я проводил в комнате, только ночью находил время, чтобы прогуляться. Я бросил работу, у меня осталось только творчество. Для себя я решил, что должен сосредоточиться на одной идее из десятков, витающих в моем воображении. На поверку, однако, мне стало ясно, что у меня нет ни одной идеи. Что это? Я живу не в одиночестве, а в пустоте. На меня накатывала глубокая, бездонная, пронизывающая тоска по Тахии, которая, сопротивляясь забвению, представала на фоне образа Тахира истощенная и невинная. Я искал спасения от своей тоски в творчестве, и не находил ничего, кроме пустоты и бездействия. Огонь угас, желание творить испарилось. Вместо них наступила вечная мерзлота и отвращение к жизни.
