Я вернулся в лавку, и Халима нетерпеливо спросила меня:
— Что он тебе сказал?
— Я с ним не встретился, он съехал с квартиры неизвестно куда, с чемоданом.
Она хлопнула себя по бедрам:
— Неизвестно куда! Почему нам ничего не сообщил?
— С чего ты взяла, что он вообще думает о нас?
— Он же открыл для нас эту лавку.
— И тем от нас избавился. Сегодня мы для него — прошлое, которое лучше забыть.
— Тебе не понять моего сына. Если бы ты сходил к аль-Хиляли…
Я ничего не смог ответить — внезапный гнев сдавил мне горло. Она продолжала:
— Ты все делаешь назло!
Я выдавил с презрением:
— Как же мне хочется размозжить тебе голову…
— Ты опять взялся за опиум?
Я уже издевался:
— Я не министр, куда мне?
Затем добавил:
— Аль-Хиляли ничего не знает о том, где он сейчас.
Она забеспокоилась:
— Ты к нему ходил?
— Говорю же, он ничего не знает…
— Куда уехал мой сын? Он выселился из квартиры?
— Нет.
— Он вернется. Наверняка, все дело в бабе.
— Мнение такой же бабы!
Она закричала:
— Тебе плевать на него, ты думаешь только о себе!
— После освобождения меня как будто приговорили к еще одному сроку…
Она злобно бросила:
— А я живу как в тюремной камере!
Ей было так обидно, что она разрыдалась, и моя ненависть к ней удвоилась. «Как однажды я мог влюбиться в нее?» — недоумевал я.
* * *
Красный буфет. Его стены и потолок выкрашены темно-красной краской, скатерти и ворсистый ковер — в тех же тонах. Я занял свое место за стойкой бара дядюшки Ахмеда Бургуля на высоком кожаном кресле, рядом с женщиной, которую раньше не замечал. Как всегда, он принес мне лепешку с бобами и стакан чая. Я, естественно, окинул женщину любопытствующим взглядом, и… меня ослепили молодость и чистейшая красота. Я догадался, что она, как и я, из театра, потому что в восемь здесь уже нет посторонних. Я услышал, как дядюшка Бургуль спрашивает ее:
— Опять насчет квартиры, барышня Халима?
Она ответила ему сдавленным голосом:
— Легче найти иголку в стоге сена.
Все еще зачарованный этой женщиной, я вмешался:
— Ты ищешь квартиру?
Она утвердительно кивнула головой, сделав глоток чая. Дядюшка Бургуль представил нас друг другу:
— Господин Карам Юнес, суфлер труппы… Барышня Халима аль-Кабш, новая билетерша.
Дерзости мне было не занимать, и я спросил:
— Все ради замужества?
За нее ответил Дядюшка Бургуль:
— Она живет с теткой в тесной квартире, мечтает о собственной, маленькой, и чтобы жить одной, но за это нужно платить.
Я сказал, не задумываясь:
— У меня есть дом…
Она впервые взглянула на меня с интересом:
