— Не стоит, Хью. Я потопаю к своему гамаку.
— Чепуха. Ночь только начинается, и ты должен послушать, как играет Мерфи, пока он еще трезв.
Хью взял Джека под руку и подвел его к ожидающему Макрэю.
— Я ручаюсь за этого парня.
— Как скажете, сэр, — без охоты согласился моряк.
Когда Рыжий Хью, пригнувшись, чтобы не стукнуться головой о низкую притолоку, появился в носовом кубрике, понабившаяся туда матросня встретила его появление радостными возгласами, которые поутихли, когда следом за ирландцем в сплоченный моряцкий мирок вступил Джек. Большинство вскинутых глаз опустилось, а в некоторых, наоборот, вспыхнул вызов.
Однако Хью не колеблясь схватил юношу за руку и рывком выдернул его вперед.
— Так вот, ребята, я прекрасно знаю, что вы думаете, глядя на этого паренька. Вы видите в нем офицера армии короля Георга. Так сказать, первостатейного джентльмена! И может быть, так оно и есть, может быть. Но, доложу я вам, внешность бывает обманчива.
Наклонившись, он неожиданно схватил за шиворот сидевшего на корточках коренастого малого и с легкостью поднял его на ноги. На каждом из пальцев того, кроме больших, было вытатуировано по букве, которые вместе складывались в два слова: «ЛЕВО РУЛЯ». Ничего вроде особенного, но, когда Хью задрал матросу рубаху, на животе его обнаружилось множество изображений. Там были корабли, ласточки, якоря, весьма затейливо расположенные, на взгляд Джека.
— Вот ты, Уилльямс. Ты думаешь, что у тебя тут прекрасная коллекция, так ведь?
— Да. — Валлиец горделиво выпятил подбородок. — Мои картинки — лучшие на всем судне.
— Лучше, чем эти?
Прежде чем Джек успел трепыхнуться. Рыжий Хью разметал полы его рубахи, и моряки дружно ахнули, увидев на плече юноши оскаленную волчью пасть, а на груди сложное переплетение дубовых листьев. Татуировку, стоившую Джеку немалых мучений, но с превеликим искусством выполненную Ате во время их долгой совместной зимовки.
— Вот где шедевр так шедевр, — объявил ирландец. — Причем художник работал иглами дикобраза.
Уилльямс всмотрелся.
— Неплохо, — пробурчал он. — Хотя я видал кое-что и получше.
Похоже, Рыжий Хью был не единственным шутником.
Между тем ирландец отстранил валлийца и ткнул пальцем в другого матроса:
— Эй, Ингварссон, ком северной грязи и льда из фиорда, сколько народу ты, по твоим словам, загубил?
Скандинав, на покатом лбу которого отсутствовали брови, зато наличествовал здоровенный, рассекавший нос и сбегавший к каждому уху шрам, прогудел:
