Такими рассуждениями Броня подавила в себе сожаление о неиспытанном чувстве. И сразу наступило облегчение. Все стало на свои места. Она овладела собой и снова обрела веру в осмысленность жизни. И ясны стали заботы, ей предстоящие. С костром покончено. Никаких продолжений. Переключить жизнь лагеря на обычный распорядок. Свести до минимума вылазки за пределы лагерной территории. Завершить начатое распределение шефства старших над младшими. Максимально загрузить ребят общественной, спортивной и культмассовой работой. Положить конец набегам на лагерь лесных дикарей. Решительно оборвать их дезорганизаторскую деятельность. И ни в коем случае не возобновлять о них разговора с Яковом Антоновичем. Решительно поговорить с Рустемом. И заставить его взяться за лесных варягов…
Жизнь сразу вошла в свои берега. И странно — прошла головная боль, чуть было не склонившая ее к мысли, что она заболела и должна будет слечь. Она широко вздохнула от прилива энергии. И с благодарностью вдруг вспомнила некоего, по всей видимости, сумасшедшего человека, на встречу с которым ее затащили как-то ее приятели-студенты. Где-то в подвальном помещении ЖЭКа, в красном уголке, этот высокий, худой, большелобый, с мерцающими, в себя устремленными глазами человек ораторствовал четыре часа, сопровождая свою декламацию длинными движениями тонких, нервных рук, порой вскидывая выше головы свои сухие ноги, демонстрируя гибкость своего тела, которое он разработал собственной системой гимнастики. Понимая всю псевдонаучность его рассуждений, Броня все же ушла с этой встречи с чувством головокружительной уверенности, что человек может все. Она с неделю жила под впечатлением встречи с этим, в сущности, престарелым ребенком, жившим в своем абсолютно свободном, ничем не стесненном мире возможностей, в котором человек может подчинить себе не только свою душевную жизнь, но и физиологию.
«Есть ли пределы человеческих возможностей? Можно ли переделать самое себя? Других? Использовать кое-кого как материал для приложения усилий. Постановка на эксперимент».
