Проходит время, современность становится историей, и вдруг оказывается, что литературные образы оказываются главным свидетельством об исторической реальности.
Об этом парадоксе интересно размышлял советский писатель, автор военной повести “Звезда” Э. Г. Казакевич (1913—1962). “Самое реальное время, прошедшее и не оставившее по себе письменных памятников, становится нереальным, перестает существовать. В этом — высшая реальность литературы. Литература — это та иголочка, которая пишет на пленке волнистую линию, отражающую идущую рядом мелодию. Если эту иголочку на минуту снять, то музыка не прекратится, она останется той же реальностью, она будет существовать, звуковые волны разной длины будут по-прежнему вырастать и сокращаться, но на пленке окажется тихий пробел, и музыка канет в вечность, — в великую яму, подобную той, в которую канули бесчисленные времена, не имевшие письменности.
Более того — не только времена, но и пространства. Ибо страны или области, реально существующие на карте и по сие время, но записанные только в конституциях и законоположениях, а не в произведениях литературы, являются как бы не существовавшими для человечества. С этой точки зрения Древняя Греция — гораздо большая реальность, чем Греция современная; Донская область, описанная Шолоховым в его романе, в сто раз реальнее, чем не менее реальный и в сто раз больший по размерам Красноярский край, а Смоленская область, благодаря поэзии Твардовского, — в сто раз реальнее соседней с ней Калужской, хотя вообще-то эта последняя ничуть не хуже первой” (“Моя жизнь”, 1959).
Еще раньше подобный фокус-перевертыш, связанный уже не со временем и пространством, а с историческим лицом, отметил М. Горький. Прочитав роман
Ю. Н. Тынянова “Смерть Вазир-Мухтара” (1928), главным героем которого был автор “Горя от ума”, он написал автору: “Грибоедов замечателен, хотя я и не ожидал встретить его таким. Но Вы показали его так убедительно, что, должно быть, он таков и был. А если и не был — теперь будет” (М. Горький — Ю. Н. Тынянову, 24 марта 1925 года).
А если и не был — теперь будет, — замечательная формула оправдания литературы. Образ, созданный настоящим писателем (возможное по вероятности и необходимости), побеждает историческую истину (как это было на самом деле), становится поэтической правдой.
В предисловии к “Истории государства Российского” Н. М. Карамзин утверждал: “История народа принадлежит царю”.
