— Ловите, не нарушая требования закона.
— Возьмем квартиру под наблюдение, — вмешался Волков. — Если деньги там и их попытаются вынести, — задержим того, кто попытается, с поличным.
— А если уже вынесли? — не сдавался Жуков.
— Тогда и обыск в квартире нечего устраивать… — Волков посмотрел на часы. — А Булата нам прокурор разрешит задержать?
— Это пожалуйста, — отозвался Будеску. — Подозреваемых можете задержать и допросить. А вот если после допросов появятся основания для ареста — тогда и ордера выдам.
— Ну, поехали! — заторопился Волков. — Ты с нами или свои колеса есть? — спросил он Будеску.
— А до прокуратуры довезете?
— Довезем.
— Тогда с вами.
Волков козырнул и вышел. За ним Будеску. Диордиев тоже ушел, сказав, что если понадобится — будет у себя. Чекир подошел к Владу и Жукову:
— Ну, ребята, на вас вся надежда. Не подведите, В девятнадцать жду!.. Ни пуха, ни пера!..
— К черту, Георгий Фомич!
Чекир ушел.
— Пошли, Мирон Петрович. Поможешь расколоть эту фифу.
— Пойдем.
— Убежден, что она сама звонок организовала, — говорил Жуков, пока шли по длинному коридору. — Знала, понимашь, что звонить будут не ей, а Ротару. Сразу и свидетеля себе обеспечила… Буду постановление писать о мере пресечения…
— Подписку о невыезде взять собираешься?
— Нет, понимашь, под стражу. Прокурор разрешил.
Они спустились по лестнице на один этаж и шли теперь по другому коридору в обратном направлении.
— Не торопишься? Ну что ты можешь ей доказательно предъявить?
— На трое суток могу задержать и без предъявления обвинения.
— Но ведь основание должно какое-то быть?
Жуков остановился. Остановился и Влад.
— Какие тебе еще основания? Ушла, понимашь, из кассы, чтобы дать возможность полтораста тысяч увести. Вот и все основания.
— Так еще нужно доказать, что она сама звонок организовала.
— Пока будем доказывать, она, понимашь, смоется вместе с деньгами и сообщниками. Объявляй потом союзный розыск!… Почему она не хочет Булата назвать? У меня ведь тоже интуиция есть, не у тебя одного!
— Ну как знаешь. Тебе дело вести, не мне…
Они двинулись дальше. Через несколько шагов остановился Влад:
— Ты позволь мне начать с ней разговор.
— Хорошо.
В кассе возле второй двери сидел милиционер и читал книгу, захваченную, очевидно, из дома. При входе следователей он встал. Из-за перегородки доносились громкие всхлипывания.
Сейчас Любочку никто из сотрудников института, да и вообще из ее знакомых, не узнал бы. Темно-синие глаза, всегда такие задорные и блестящие, утратили и задор и блеск, стали мутными. Белки их покрылись такими же красными прожилками, как и белки глаз Миши Чабаненко. Тени под веками размылись от слез и потекли по обрюзгшим щекам, подбородок покраснел от помады, так же, как и платок в ее руке. Даже ярко-желтая кофточка и ярко-синяя плиссированная юбка потускнели, приобрели несчастный вид. Да, это были не те капризные слезы с надутыми губками, к которым она иногда прибегала и которые производили на мужчин неотразимое впечатление. Это были тяжелые слезы, вызванные бедой, горем, а горе да беда, как известно, женщину не красят…
