И, обратившись ко мне, добавил:
- Ну, я сделал всё, что мог. А о Тюлине не беспокойся, он его не достанет. Иди, только не подавай виду, что ты слышал наш разговор. Ты мне только принёс письмо, договорились?
- Спасибо, Сергей Павлович, до свидания.
Так, примерно, прошла первая встреча с Королёвым, которая, несмотря на небольшую значимость дела, запомнилась во многих деталях. Он тогда ещё не обладал никакими громкими званиями и титулами, не был окружен ореолом знаменитого главного конструктора. Я даже не знал, что он был одним из тех энтузиастов ракетного дела, многим из которых пришлось расплачиваться за свою деятельность как врагам народа.
"На имена репрессированных накладывалось "табу", о них не знали, не говорили. Их книги и журнальные статьи уничтожались, изымались, запрещались, создавался "особый фонд" с выдачей по особому разрешению уполномоченного по режиму, который был сотрудником органов госбезопасности", - так описывает Борис Евсеевич Черток, один из ближайших соратников Королёва, судьбу многих деятелей авиационной и ракетной техники в своей книге "Ракеты и люди", вышедшей в издательстве "Машиностроение" в 1994 году.
Не знал я во время этой беседы, что у Королёва позади были шесть с лишним лет режима советского "зека" - Бутырка, пересыльные тюрьмы, Колыма, опять Бутырка, "шарашки" в Москве, Омске, Казани...[3]. Королёв при этой встрече был для меня обыкновенным, ничем не примечательным, малознакомым человеком, которого назначили начальником нашего отдела. Знал я только то, что он не был кадровым военным офицером, а подобно многим другим специалистам, командированным в Германию для освоения трофейной техники, был одет в военную форму лишь временно. Если бы наша группа приехала в Германию на месяц или два раньше, мы тоже были бы "обращены" в офицеров, но ко времени нашей командировки от этого "маскарада" уже отказались, и мы остались "цивильными", как тогда называли, то есть гражданскими советскими инженерами.
С первых минут нашего разговора Сергей Павлович обратился ко мне на "ты". Но это "ты" было совсем другим, чем "ты" товарища Ж. Королёв этим "ты" как бы давал понять, что мы - единомышленники, он как бы брал на себя обязательства старшего в семье человека, приглашал быть с ним откровенным и, как позже убедились все работающие с ним, готов был каждого из нас защитить от беды и неприятностей как своих близких родственников.
Выйдя от Сергея Павловича, я тут же помчался к Ж. - его кабинет был в другом корпусе - и притворился давно ожидающим его. Всю остальную часть процедуры нет смысла описывать подробно - она была проведена им с подчеркнутым апломбом и со всякими мелкими уколами и издевательскими репликами. Пришлось скрепя сердце терпеть. Через какое-то время всё это забылось напрочь: ни мне, ни Тюлину, оставшемуся в военном ведомстве, никаких обвинений предъявлено не было.
