- Не ты командуешь билетами и пассажирами, твоё дело - рулить. Если не хочешь лишиться места, не вмешивайся не в своё дело, садись и рули.
Видя бесполезность продолжения разговора, мы с Яковом Семёновичем поцеловали Валю в щёчки, пожали похолодевшие руки и вышли из салона. У бедной девочки даже слёзы навернулись на глаза. Вот таким получилось прощание с Валей, знакомство с которой так украсило наше пребывание в "Золотом пляже".
Во время этой сцены ни один из пассажиров не вымолвил ни слова. Что это означало - одобрение действий хамовитой женщины или боязнь навлечь её гнев и на себя? Почему у нас не принято в подобных случаях относиться друг к другу по-доброму, по-человечески, с позиции уважения интересов личности, а надо непременно показать свою власть, да ещё в таких грубых формах, оскорбляющих человеческое достоинство? Это что - неисправимое наследие диктатуры пролетариата или одна из особенностей национального характера? Я не случайно говорю о национальном характере, потому что ни в Узбекистане, ни в Азербайджане, ни в Грузии вы не встретитесь с подобным беспричинно злобным отношением людей друг к другу.
Прошло всего два дня, и ко времени отъезда Якова Семёновича погода опять прояснилась, стало тепло и приветливо, по вечерам на кустах загорелись светлячки, затрещали-засвистели цикады. В Ялту я больше не поехал, в оставшиеся до отъезда дни много купался, загорал, навёрстывая упущенное, по вечерам рьяно сражался в пинг-понг, записывал кое-какие впечатления, отправил многим родственникам письма. К концу отдыха даже забыл, что мною могли заинтересоваться в связи с "севастопольским делом" так называемые компетентные органы, но меня никто не потревожил. Кстати, что за вздорное выражение "компетентные органы"? Это, видимо, наше, чисто советское изобретение. А остальные государственные органы - они, значит, некомпетентные? Там, может быть, работают олухи царя небесного?
Наступил последний день пребывания в Крыму. Заканчивается двадцатичетырёхдневное свидание после восемнадцатилетней разлуки с родиной. Трудно расставаться, не зная, когда ещё доведётся сюда вернуться, но оставаться, пожалуй, ещё тяжелей. С ума можно сойти от переживаний и безысходности, которая здесь ощущалась особенно остро, постоянно напоминая о пропасти, образовавшейся между прошлой и настоящей жизнью Крыма. Будучи, образно говоря, плотью от плоти сыном этой земли, я чувствовал себя человеком, случайно забредшим в чужие пределы. Окружённый родной природой, я ощутил себя её частичкой, но в этой обновленной среде людей, обновленной по образу мышления, поведению, характеру взаимоотношений и многим другим признакам, я был здесь чужим. Если бы вдруг мне очень повезло и меня пригласили сюда жить и работать, я бы не смог здесь остаться. Находясь на родине, я бы умирал от тоски по ней и от жалости к ней; окружённый людьми, я бы умирал от одиночества - таков оказался сведённый до одной фразы результат увиденного и пережитого за время короткого пребывания в Крыму. Но я буду всегда стремиться при любой возможности приезжать сюда, чтобы ещё и ещё раз обойти все знакомые и незнакомые уголки; погрузившись в воспоминания, чему-то улыбнуться и о чём-то пожалеть; помечтать и строить планы, может быть, несбыточные; и самое главное, напоминать тебе, мой Крым, о твоих сыновьях и дочерях, находящихся вдалеке от тебя, но ни на минуту не забывающих тебя. Через какие бы страдания ни пришлось пройти, какой бы долгой ни оказалась разлука, твой народ вернётся к тебе, оплодотворит твои земли своим благородным трудом, возведёт красивые дома и школы, вырастит новые сады и виноградники, восстановит разрушенные источники, вернёт тебе свои песни и танцы, ты услышишь родную речь и порадуешься успехами своих детей. Хотелось бы, чтобы и я успел вложить свою небольшую долю в эти дела.
