Когда Дмитрий с Олегом вернулись в комнату, там шла оживленная беседа. Подвыпившая Ольга наезжала на Кирилла.
– А как ты изобразил эту гламурную фифу? Ну, как ее… Таю Сталину? Слушай, ну это же лубок! Базарный лубок! Ты бы ее еще на берег озера положил в виде русалки! А по озеру чтоб лебеди плавали пополам с кувшинками!
– Это стиль, – пожимал плечами Кирилл. – И лубок не так уж плох, как ты себе представляешь.
– Ну, конечно! Ты потрафил самой Сталиной – главное, бриллиантов не пожалел и саму приукрасил… Налетай, не скупись, покупай живопи́сь!
– Да, – покорно согласился Кирилл. – Да, это заказ. Но ты сама прекрасно знаешь – я работаю над большой картиной, которая не имеет ничего общего с этой халтурой. А халтура нужна, чтобы водить мою обожаемую тетку по ресторанам. Угадай, кто эта тетка?
– Неужели Тая Сталина? – хохотала Оля.
– Лелечка, ну что ты привязалась к нему? – возмутился Олег. – Не расстраивайся, Малевич, твоего великого тезку тоже не понимали мещане!
– Да! – гордо заметил Кирилл.
– Ну, если краткость – сестра таланта, то наш Малевич – гений, – заметил Олег.
Все расхохотались.
– Кстати, – невозмутимо поинтересовался Кирилл. – Кого вы там за выпивкой отправили? А то я натура тонкая, плохую водку употреблять не могу…
– Алкаша местного, он у меня на посылках, – ответил Олег.
– А он не смоется с деньгами?
– Да ты что? – возмутился Олег. – Кристальная душа!
– Да у тебя все кристальные, идеалист ты наш, – вздохнул Кирилл.
Но его дурные предчувствия не оправдались – Иваныч явился, в комнату входить не стал – деликатно погремел бутылками в прихожей и откашлялся.
– Ну, приступайте, аристократы и дегенераты! – возопил Мелкий, внося сумку с бутылками. – Водку они, видишь ли, пить не могут! Да не вылакайте все шампанское, оставьте Жанночке хоть немного!
– Ну, куда ты поедешь, скажи на милость? Ты же там пропадешь! Кому ты нужна в этой Москве, дурочка из переулочка? Кобелям московским несытым? Мужа себе там поймать надеешься? Так вот фиг! Московские только испортят, а ни за что не женятся! Приползешь обратно – не пущу! Лимитчица!
Мать бушевала третьи сутки. И вот что странно – она уже год как знала, что ее единственная дочь «намылилась» в столицу, и помалкивала. Неужели надеялась, что чадо переменит решение? Вряд ли – учитывая Юлькино упрямство. А теперь бушует только от безнадежности да от страха за своего ребенка.
Юля, низко склонившись над гладильной доской, с ожесточением водила утюгом по полотенцу. Ее красивое лицо было совершенно спокойно, и это еще больше взбесило Татьяну Витальевну.
