. Вскоре появился указ о закрытии всех вольных типографий, установлении светской и духовной цензуры для отечественных и ввозимых иностранных сочинений.
Руководящая цель внутренней политики монарха сводилась к максимальной бюрократической централизации системы управления, предельному усилению царских прерогатив, как единственно верного пути к «блаженству всех и каждого». Попутно монарх стал питать подозрение и к масонам, быстро развеяв былые надежды на крупные государственные преобразования и полную легализацию Ордена «вольных каменщиков». Согласно записке особой канцелярии Министерства полиции Павел с появлением своим в Москве весной 1797 г. якобы поручил профессору Мат-теи, управляющему ложей «Трех Мечей», созвать руководящих масонов на собрание. Явившись туда лично, он заявил, что не как царь, а как их брат спрашивает, не признают ли они за лучшее при распространившихся со времени Французской революции правилах и «продолжающихся покушениях на мнение общее» вовсе прекратить масонские собрания. На это последовал единодушный отрицательный ответ. Только когда царь лично обратился с аналогичным вопросом к барону К.К. Унгерн-Штернбергу, провинциальному мастеру рижских лож, тот высказался за необходимость осуществления такой меры, особенно в пограничных губерниях. Государь будто бы остался очень доволен ответом и заметил вслух: «Не собирайтесь более до моего особого повеления». Братья покорно согласились, свернув всю деятельность>67.
Приведенные сведения содержат неточности относительно деталей. Саксонец Х.Ф. Маттеи, профессор греческой и латинской литературы в Московском университете, выехал на родину в 1784 г., а возвратился к прежнему месту работы лишь в 1804 г. Но рассказ, возможно, верен но существу, ибо Унгерн-.Штернберг после низложения Петра III добровольно вышел в отставку, при восшествии на престол Павла был немедленно возвращен на военную службу и одно время находился в числе его приближенных. Но сведениям немецкого автора Рейнбека, император действительно посетил собрание масонов, обошелся с ними весьма любезно, подал каждому руку и предложил в случае надобности писать ему просто, по-братски и без всяких комплиментов. Якобы сами адепты просили повременить с открытием лож>68.
Во всяком случае, эти и другие источники свидетельствуют факт названного собрания для обсуждения вопроса о дальнейшей деятельности Ордена. Отношение к нему царя рисуется в целом негативно, поскольку тот опасался каких-то закулисных акций против самодержавия. По свидетельству влиятельного тогда Ростопчина, он поведал монарху, будто еще при жизни его матери масоны получали письма от иностранных иллюминатов и даже разработали план ее убийства, осуществление коего поручили известному нам Лопухину. «Я с удовольствием заметил, — продолжает хвастливо граф, — что этот разговор нанес смертельный удар мартинистам и укоренился в душе Павла, чрезмерно ревнивого к своей власти и склонного видеть ростки революции в малейших вещах». Разумеется, утверждение об «ударе» явно преувеличено. Однако опасения царя на сей счет общеизвестны. Возможно, прав известный специалист Шумигорский, что «Павел осудил масонство, как учреждение, противное началам абсолютной его власти и излюбленному им полицейскому строю государственной жизни»
