И учитель, и няня говорили, что писать бывает трудно только поначалу, но после того, как испишешь много-много листов бумаги, рука сама привыкнет держать перо и выводить аккуратные красивые буквы, и никаких сложностей с этим делом больше никогда не будет. Но вот Саша учится писать буквы и слова уже больше года и все равно по-прежнему роняет на бумагу кляксы и делает ошибки. Да что Сашка – даже старшая Настя, которой уже десять лет, терпеть не может писать и часто получает выговоры от учителя! Сколько же еще времени им всем придется учиться, чтобы письмо стало даваться им легко, сколько еще придется ждать?!
Скрипнула дверь, и вошедший в комнату учитель с усталым видом приблизился к столу, за которым сидели братья. Те, предчувствуя очередную нотацию, опустили глаза в тетради и попытались изобразить на своих лицах искренний интерес к учебе. Однако опыта в притворстве у мальчиков было еще меньше, чем в письме, поэтому «ангельские» выражения их лиц не вызвали у их наставника ни капли сочувствия. Правда, отчитывать нерадивых учеников он на этот раз почему-то не стал.
– Перепишите все еще раз и постарайтесь, чтобы хоть клякс поменьше было, – сказал он спокойным и каким-то грустным голосом и тихо, почти шепотом, словно бы обращаясь не к детям, а к самому себе, добавил: – Все равно все это бесполезно…
– Почему бесполезно? – удивленно спросил Николка.
– Да потому что никому ваш красивый почерк все равно никогда не будет нужен! – недовольно проворчал учитель, усаживаясь за стол напротив мальчиков. – Будете какими-нибудь мелкими чиновниками, переписчиками третьих копий, а там каллиграфия ни к чему, и плохонький почерк сойдет. Хотя, если вы будете писать с ошибками, вас и туда не возьмут…
– Почему не возьмут? – не менее изумленно воскликнул Саша. Но учитель уже опомнился, сообразил, что разговаривает с маленькими детьми, и снова вернулся к своему обычному строгому, но при этом спокойному тону:
– Перепишите все еще раз и на сегодня – все.
Он откинулся на спинку стула и стал смотреть в окно, на затянутое тучами зимнее небо и слегка раскачивавшиеся на ветру голые деревья. Братья переглянулись и, не сговариваясь, одновременно потянулись перьями к чернильнице. Николай успел первым – он осторожно обмакнул кончик пера в черное отверстие, дотронулся им до его края, чтобы снять излишки чернил, и начал аккуратно выводить на бумаге первую букву. Саша, поглядывая то на брата, но на учителя, который, казалось, полностью потерял интерес к их уроку, тоже начал писать не менее старательно.
