Вот этими вот своими очочками, дужки которых были обернуты лейкопластырем, чтоб не терло за ушами, меховой стеганой жилеткой, которую надевал поверх куртки, томиками Федора Сологуба и Валерия Брюсова, которые читал, когда не было покупателей…
Как-то сборщик дани с гоготом выбил у него из рук книгу. Кажется, на тот момент это был Ходасевич…
Антон Афанасьевич буквально притягивал негатив и хамские выпады. Старенькой шариковой ручкой, заклеенной посередине обычной синей изолентой. Супчиком в термосе, который каждый раз давала ему с собой жена. Раздражал, бесил. Потому что дико не вписывался в грязноватый рыночный антураж, потому что был выпукло, вызывающе интеллигентен. Такими, наверное, изображали «интеллигентишек» на агитационных плакатах 20-х годов.
Филолог вынужден был стоять на рынке. По-другому было просто не выжить. Очень тяжело болела мама. В больницу просили приходить со своими бинтами, клеенками, шприцами и ампулами. А на кафедре платили столько, что хватало ровно на два похода в аптеку. Короче, обычная жизнь. Ничего выдающегося, героического. И романтического тоже ничего. Жизнь. Просто жизнь.
Антон Афанасьевич долго собирался в этот свой первый заграничный вояж. Серьезно готовился, обдумывал будущий ассортимент, любовно выбирал книжки, которые возьмет с собой в дорогу. А потом…
Гопники налетели на автобус с челноками в четыре утра. В непролазной тьме дорогу перегородила иномарка с заляпанными грязью номерами. Вторая подъехала сзади. Бандиты влетели в автобус. Один аккуратно зафиксировал водителя, четверо рассыпались по салону. Привыкшие ко всему торговцы понуро начали выворачивать карманы.
Антон Афанасьевич, прикорнувший в тепле, спросонья не понял, что происходит. А поняв, заголосил, мол: «Ребята, да побойтесь бога! Да сейчас милиция приедет. Да как вы смеете! Да будьте же людьми, здесь же женщины. Да что же вы за нелюди!»
Такие слова из уст вшивого интеллигентишки – это прямо-таки плевок в настоящую пацанскую душу. И один «бычок» аккуратненько так приподнял Афанасьевича над сиденьем с целью привести в чувство раз и навсегда.
В руке у него что-то сверкнуло. «Что-то» могло быть чем угодно, но Афанасьевич предположил, что это оружие. И закричал. Никто, естественно, не вступился. И тут сидевший рядом Алеша, отшвырнув хлипкого филолога, кинулся на «быка».
Из оружия у Алеши был с собой только незабвенный учебник Бонк, который он традиционно читал на сон грядущий.
