На моих часах было почти восемь утра, когда я вернулся в Лос-Анджелес. Будя город клаксонами, по улицам сновали фургоны, развозившие всякую всячину. Я чувствовал себя не в форме и потому ехал, не превышая скорости. В моем съежившемся от бессонной ночи мозгу занозой сидела мысль о Кейте Даллинге, который очень изящно подставил меня под удар и столь же изящно уклонился от него сам. Я считал своим долгом предоставить ему возможность объяснить свое поведение.
Его желтый «бьюик» я нашел на стоянке позади «Каса-Лома». Я поставил свою машину рядом и вылез наружу. «Бьюик» был пуст, дверцы заперты.
Прямо от стоянки поднималась наружная деревянная лестница, которая вела на галереи, несколькими ярусами опоясывавшие заднюю стену дома. Черный ход в квартиру Даллинга, если таковой имелся, должен был находиться на втором этаже, в дальнем правом конце галереи.
По ступенькам сбежал молочник с проволочной корзиной, набитой позванивающими пустыми бутылками.
— Утро доброе! — крикнул он. — Кто рано встает, тому Бог подает, а? — Он скрылся в переулке.
Я поднялся на второй этаж и прошел в конец галереи. Квартира Даллинга все-таки имела второй вход — я увидел дверь с выведенной под трафарет черной восьмеркой. Дверь была на дюйм приоткрыта и отворилась еще шире, когда я постучал. Потом я услышал звон будильника в квартире через стену и шарканье чьих-то не слишком проворных ног. Ни мой стук, ни звон будильника в квартире соседа не разбудили Даллинга.
Я распахнул дверь и вошел на кухню. Это была типичная холостяцкая кухня. Раковину до краев наполняла вода, над которой поднималась полузатопленная шаткая пагода из грязных тарелок. На привинченном к стене откидном столе тоже стояла грязная посуда и наполовину пустая бутылка со скисшим молоком. Свободный участок застеленного линолеумом пола был покрыт налетом жирной грязи. Остальную, и большую, его часть занимали нестройные ряды бутылок из-под виски. Судя по ним, беднягу Даллинга постоянно мучила жажда. Бутылки были в основном небольшие — по пинте и по полпинты. Это означало, что от трезвого образа жизни Даллинга порою отделял всего один доллар.
Лавируя между бутылками, я прошел к открытой двери в гостиную. Кто-то разбил бутылку спиртного о дверной косяк. От высохшего пятна на стене все еще несло виски, а пол был усыпан острыми осколками стекла, которые похрустывали у меня под ногами.
Самым примечательным предметом обстановки в гостиной была большая кровать. Она стояла стоймя, загораживая дверной проем в противоположном конце комнаты. Мне пришлось отодвинуть кровать чуть в сторону, чтобы протиснуться в дверь. Работал я локтями, чтобы не оставлять отпечатков пальцев. Запах крови я, наверное, почувствовал раньше, чем ее увидел.
