— Я уложила тебе котомку. Положила туда немного денег.
— Но…
— Шшшш! — Ее голос окреп. — Тебе надо спешить. Тебе идти далеко, хоть я и не знаю куда. Вот, это тоже тебе. Возьми это с собой и береги.
Он ощупал ее костлявые пальцы и нашел что-то твердое, размером с фалангу его большого пальца. Предмет был холодным, хотя бабка Нен, должно быть, долго держала его в руке. Ее рука тоже была холодной. Головня щелкнула, рассыпавшись искрами. Это был один из ее красивых камешков.
Он пробормотал слова благодарности и опустил камешек в свой спорран.
— Ты хорошо дрался, — повторила она. — Молодец. Я обещала это твоей матери. Я сдержала слово.
— Какое обещание?
— Тебе предстоит завоевать себе собственное имя. Твой отец не дал тебе своего… А теперь ступай, мой мальчик. Да хранят тебя добрые духи, Тоби! Поспеши.
— Не могу же я так тебя здесь оставить!
— Поспеши. Обо мне позаботятся. Он скоро будет здесь.
— Кто будет? — Он вгляделся и увидел слезы в ее глазах. Бабка Нен? Никогда еще он не видел ее плачущей, даже когда ей приходилось принимать мертворожденных младенцев.
— Ты должен уйти до его прихода. За тобой охотятся! Ступай!
— Ты что, тоже уходишь? А кто же будет ухаживать за хобом?
Она усмехнулась:
— Я нашла кое-кого! Если хоб доволен, тебе не о чем беспокоиться, мой маленький Тоби, правда?
— Но… послушай! Меня ведь будут искать сегодня ночью. Если бы я мог отсидеться где-нибудь несколько дней — хотя бы дождаться тумана, или дождя, или безлунной ночи… Может, хоб пустит меня…
— Нет! Нет! Тебе нельзя! — Она шикнула и склонила голову набок, прислушиваясь. Потом оттолкнула его. — Ступай! Ступай!
Теперь и он слышал стук копыт.
Бабка Ней застонала.
— Поздно! — запричитала она. — Слишком поздно!
Англичане. Не время оставаться потерявшимся ребенком он должен быть мужчиной. Он заставил себя встать на ноги, ощущая боль во всем теле, — надо же, как затекли мышцы. Он слишком устал, чтобы снова бежать. Он успел попрощаться, так что не зря он так гнал, но больше бежать он не мог. Тоби нагнулся и поцеловал старуху, пытаясь сказать ей, что он чувствует, но слова застревали в горле. Бабка Нен все отсылала его, теперь уже раздраженно. «Я в последний раз переступаю порог этого дома», — подумал Тоби, шагнул за дверь и, дрожа от ночного холода, закрыл ее за собой на защелку.
Судя по шуму и по тому, как содрогалась земля, всадников было не меньше десятка. Могли бы и поостеречься! Сержант Фермер попробовал как-то провести свой отряд мимо рощи с барабанным боем, так солдаты катались по земле, корчась в страшных судорогах и визжа как резаные. Даже малейший шум мог оказаться опасным, если раздражал хоба.
