Иерусалим обреченный (Салимов удел; Судьба Иерусалима) | страница 28
Не так-то и грандиозно было похмелье. Он сидел у Делла до закрытия, но всего лишь с двумя долларами, а когда они кончились, не сумел настрелять много угощений. "На свалку пора", - подумал он, одеваясь.
Он достал из шкафчика завтрак: бутылку теплого пива, чтобы выпить на месте, и пачку овсянки из правительственных дотаций - вниз, на кухню. Крэйг терпеть не мог овсянки, но сегодня он пообещал вдове помочь, и она уж наверное чего-нибудь подбросит.
Все это было отголоском тех дней, когда он делил с Евой Миллер постель. Муж Евы погиб на лесопилке в 1959-м - это был бы забавный случай, не будь он так ужасен. В пятьдесят первом Ральф Миллер, президент кооператива, сделал для фабрики то, что не догадались сделать пожарные отряды к западу от Джойнтер-авеню, - организовал встречный пал. Семь лет после этого он не подходил к машинам - чтобы, поскользнувшись в луже, свалиться в дробилку на глазах у заезжих толстосумов, которых он водил по фабрике, уговаривая вложить в нее деньги. Нечего и говорить, что все рухнуло вместе с ним. Фабрика, спасенная им в пятьдесят первом, была ликвидирована в шестидесятом.
Хорек взглянул в свое рябое зеркало и пригладил седые волосы - все еще красивые и привлекательные для его шестидесяти семи лет. Это единственное, что устояло в нем перед алкоголем. Набросив рубашку цвета хаки, он отправился вниз.
Вдова налетела на него как стервятник, чуть только он ступил в солнечную кухню.
- Послушай, Хорек, ты бы не натер мне перила после завтрака? Ты не занят?
Оба они придерживались великодушной выдумки, что он делает ей одолжение, а не расплачивается за четырнадцатидолларовую комнатку наверху.
- Конечно, Ева.
- И этот ковер в гостиной...
- ...Надо перевернуть. Да, я помню.
- Голова болит? - она спросила это деловым тоном, без единой нотки жалости, но он чувствовал эти нотки там, в глубине.
- Голова в порядке, - отозвался он раздраженно.
- Ты вернулся поздно, поэтому я спрашиваю.
- Ты на меня глаз положила, как я погляжу? - он подмигнул ей и убедился, что она все еще умеет краснеть, как школьница, хотя всякие глупости они бросили лет десять назад.
- Эд...
Только она одна еще называла его так. Для всего Лота он был Хорек. Что ж, все нормально.
- Брось, - проворчал он. - Я просто встал не с той стороны кровати.
- Свалился, если судить по звуку, - уточнила она, и Хорек фыркнул.
Он сварил и съел свою ненавистную кашу, взял мастику с тряпками и ушел, не оглянувшись.