— Раздеть его, — приказал Эмбер.
С магистра сорвали рубаху, которую он носил со дня ареста. Утрата одежды его не расстроила, потому что грязные засаленные тряпки пахли мочой и экскрементами. Но устав запрещал братьям обнажать свое тело. Он знал, что инквизиция предпочитает оголять свои жертвы, чтобы лишить их гордости, — и поэтому заставил себя не реагировать на оскорбительные действия Эмбера.
В пятьдесят шесть лет магистр сохранил хорошую физическую форму. Как все рыцари, он заботился о себе. Де Моле выпрямился, пытаясь сохранить остатки собственного достоинства, и невозмутимо спросил:
— Почему меня оскорбляют?
— Это ты о чем? — в вопросе звучало скептическое удивление.
— Эта комната была местом поклонения Богу, а ты обнажаешь мое тело и смотришь на мою наготу, зная, что наш устав запрещает это.
Эмбер повернулся к хранилищу, распахнул его створки и извлек длинный льняной саван.
— Против твоего драгоценного ордена были выдвинуты десять обвинений.
Де Моле знал их все — от обвинения в пренебрежении таинствами и поклонении идолам до наживы на бесчестных деяниях и содомитства.
— Преступление ордена, которое беспокоит меня более всего, — промолвил Эмбер, — это ваше требование, дабы каждый брат отрицал, что Христос — наш Господь, а также плевал на святой крест и топтал его. Один из твоих братьев даже сознался, что некоторые мочились на изображение Господа нашего Иисуса Христа на кресте. Это правда?
— Спроси у этого брата.
— К сожалению, он не перенес положенного ему наказания.
Де Моле промолчал.
— Мой король и его святейшество обеспокоены сим злодеянием более, чем остальными. Ты рожден в лоне Церкви и поэтому понимаешь, как они возмущены тем, что ты отрицаешь Христа как Спасителя нашего.
— Я предпочитаю держать ответ только перед Папой.
Эмбер сделал повелительный жест, и стражники защелкнули кандалы на запястьях де Моле. Потом растянули его руки в разные стороны, без всякой жалости к истерзанным мышцам. Эмбер извлек из своих одежд многохвостую плеть. Концы плети резко стукнули, и де Моле заметил костяные наконечники.
Эмбер хлестнул плетью по вытянутым рукам и обнаженной спине де Моле. Острая боль пронзила магистра, затем чуть-чуть отпустила. Но до того как он смог прийти в себя, последовал еще один удар, потом еще. Де Моле не хотел доставить Эмберу удовольствие проявлением слабости, но боль оказалась сильнее его, и он вскрикнул.
— Ты не будешь издеваться над инквизицией, — заявил Эмбер.
