В научной целостности каждый момент движения нов и уникален абсолютно: его не было прежде, и он не будет повторен позже. Если "научное поступательное движение" рассматривать как идущую слева направо последовательность состыкованных ссылками событий (текст), то, хотя все левые события связаны ссылками в целостность и все здесь зависит от всего, последнее правое событие всегда будет оказываться особой точкой (настоящее), за которой располагается область будущих событий, непредсказуемых по меньшей мере в четырех отношениях: а) по качеству события (нельзя предсказать открытие или изобретение, ссылки группы А); б) по субъекту события (нельзя предсказать, кто откроет или изобретет); в) по лагу-задержке (нельзя предсказать, когда изобретут или откроют); г) по составу ссылок преемственности (нельзя предсказать, с какими из наличных событий войдет в связь новое). При всем том эта гамма непредсказуемостей носит явно канонический характер, о будущем событии много априорно известно. Известен темп появления новых событий: число событий в научной целостности (статей, монографий, имен) возрастает вдвое каждые 10 лет. Известна "квота цитирования" - среднее число ссылок на прошлое. Известен тип распределения ссылок по наличному массиву событий - закон Ципфа. Известна и зависимость этого распределения от возраста событий, и распределение событий по субъектам, и многое другое.
Известно, наконец, самое главное: путь к социализации нового знания по методу научного кодирования опосредован и поведением, и перекрыт поведенческим фильтром - экспериментом, поэтому любое вводимое в систему научного знания событие может быть повторено (не становясь от этого событием "для науки") любое число раз, оно репродуктивно по своей природе, представлено в научном коде как эталон репродукции. Это отражено и в априорной форме научного знания - здесь выполняется условие поведения вообще: если - то. Иными словами, в научную целостность попадает только и исключительно поведенческое знание - то самое, в котором нет различия между человеком, животным, автоматом, где человек вещь среди вещей.
Этот отмеченный еще Кантом факт объясняет пути воздейдствия науки на социальную определенность, все эзотерические аспекты научно-технической революции: научное знание - надежная глина для творчества новых "способов действия", нового поведения, новых технологических и организационных схем. Факт имеет и эвристическую философскую ценность: теоретическое обоснование эксперимента и разработка основанной на инерции категории взаимодействия-поведения становятся тем поворотным кругом, на котором история европейской мысли осознала собственную ограниченность поведением, вырвалась из антично-христианского поведенческого тупика в общение, в творчество. Но этот же факт вскрывает и органичную неспособность выработанных в европейской традиции логических формализмов интерпретировать творчество: все они приспособлены лишь для кодирования поведенческого знания, связаны с функцией регулирования, "не берут" общение, творчество.
