В тот день, после загруженного работой утра, когда под его руководством переводили на новый компьютер машинописные тексты секретных архивов, он решил помолиться в церкви Вознесения в Кадашах. Это один из самых ранних и самых прекрасных образцов московского барокко, расположенных за Красной площадью с ее необычайными маковками собора Василия Блаженного. В том районе Замоскворечья, на Большой Ордынке, находятся четыре великолепные церкви, построенные купцами, которые занимались производством и сбытом текстильных товаров. Несколько столетий здесь был центр московского промышленного мира.
Церковь Вознесения в Кадашах, сооруженная неизвестным архитектором, является самой известной из четырех. В отличие от многих других церквей, она избежала уродств сталинской реконструкции, не была вандализирована и превращена в рабочий клуб, как, например, расположенная по той же улице и подобная ей по архитектурному стилю церковь Иверской Богоматери.
Ростов стоял в глубине церкви со склоненной головой и молился. Церковь была заполнена наполовину, православный священник у алтаря вел службу. Прислушиваясь к священнику, он ощущал благодать, которая всегда охватывала его в подобных случаях. Здесь он находил внутренний покой, здесь набирался сил, помогавших ему безболезненно решать ту отвратительную прагматику каждодневности, которой он занимался за своим рабочим столом.
Боковым зрением он вдруг заметил черные начищенные ботинки своего помощника на том месте, где должен был находиться только его телохранитель. Повернув голову, он увидел, что там разговаривают двое. Лоб его порозовел. Для людей, которые с ним общались, это была легко различимая примета особого раздражения, даже гнева. Доступ к нему всегда был открыт, но священное время молитвы никогда никем не нарушалось.
— Зачем вы здесь? — спросил он подошедшего помощника ледяным голосом, не подымая глаз.
— Чтобы перехватить вас, — тревожным тоном ответил помощник.
— Вы знаете, что меня не следует беспокоить во время молитвы?
— Знаю.
— Что же такое стряслось, что меня нельзя было подождать?
— Председатель хочет немедленно видеть вас.
— И вы сказали ему, что я здесь?
Помощник был совершенно подавлен.
— Да, — ответил он, едва справившись со своим дыханием.
— Это ваша ошибка.
Помощник знал, что ему грозит увольнение.
— Мне приказано, — прошептал он, уповая на эти слова, как на пресловутую спасительную соломинку.
— Вы могли подождать еще двадцать минут — они значительней всего, что вы мне сообщите.
