Данилов крякнул, недовольно фыркнул и прошел за Алексеем в кабинет. Рыба, Владимир Александрович Рыбин, их начальник, сидел в окружении финдиректора, безопасника, начальника отдела обеспечения и еще нескольких представителей руководства. При виде всей этой своры Алексей почувствовал, что головная боль усиливается. И мысль взять больничный, так уместно поданная Даниловым, наполнила его жизнь смыслом. «Карету мне, карету!» Уехать. Действительно, на дачу. Ото всех подальше, особенно от Машки, с которой они в последнее время только ругаются.
Этот момент Алексея искренне расстраивал. Он понимал, что не прав. Почти всегда он вел себя невозможно, с ним действительно были одни проблемы. И когда Машка смотрела на него глазами больного котенка, он ненавидел себя еще больше. Но сделать ничего не мог. В него словно бы бес вселился.
– Ты не мог бы съездить со мной за картошкой и банками? Мама хочет, чтобы я их забрала, но они такие тяжелые, – спросила она его вчера.
– Банки! Да кому они нужны?
– Ты же любишь?.. И потом, картошка-то все равно нужна, чего уж там. А у мамы еще несколько мешков осталось.
– Не понимаю, почему бы тебе не съездить самой? Машину я тебе отдал, теперь ты не можешь пожаловаться, что я тебя ущемляю!
– Леш, я так и не говорю! – обиженно поджала губы она.
Действительно, не говорила. Сейчас. А полгода назад только и делала, что постоянно обвиняла его в автомобильном эгоизме.
– У меня дела. Работа.
– У меня тоже!
Градус их разговора нарастал быстро, стремительно. В последнее время для того, чтобы начать кричать и обвинять друг друга черт знает в чем, хватало десяти минут.
– Твоя работа – детский лепет. Если бы мы жили на твою зарплату, мы бы ходили в лаптях. Так что позволь мне не отвлекаться и нормально отдыхать по вечерам. А не таскаться к твоей мамаше!
– Я не мешаю тебе отдыхать по вечерам. На самом деле я вообще не знаю, где ты отдыхаешь по вечерам. И по утрам. И днем!
– Я работаю! А ты бы лучше мне объяснила, почему ты сама торчишь у подруг вместо того, чтобы заняться домом. Ужинать приходится в городе. А возвращаться с работы на метро, потому что ты взяла машину.
– Я ее вообще могу не брать!
– Но берешь. Я не против. Хоть вообще ее забирай насовсем, я ее больше видеть не могу.
Это было правдой, машину Алексей теперь ненавидел. Но Маша этого не понимала, да и не замечала особенно. Она жила своей жизнью – незамутненная, не знающая никаких проблем. И, глядя на нее, Алексей испытывал одновременно чувство вины и желание бежать.
