– Это уж я поняла, – хмыкнула Карина. – От тебя разит, моя дорогая. Машечка, от тебя я этого никак не ожидала. Ну, вот от кого угодно, но не от тебя. У тебя что, головы нет на плечах? А вот это что? Пятно на блузке? И как я должна на это смотреть? Работа тебе не нужна? Или ты думаешь, что я спущу такое без последствий?
– Не думаю, – кашлянула я. На мне все еще были надеты те же джинсы, голубые, потертые, – оторвала на распродаже в Levis. Отдала сорок баксов. Теперь они казались мятыми и грязными.
…прыгай ко мне на колени, детка. Не бойся, я знаю, что делать с такими ножками…
– Ты работаешь в приличном месте! – укоризненно помахала длинным пальчиком высокоморальная Карина.
Моя белая блузка была еще хуже штанов. Она вся измялась, на рукав этот М@стер опрокинул бокал, и теперь на нем имелось большое розовое пятно чуть ли не до локтя.
…вот за что я не люблю красное вино. И чего вы, женщины, в нем находите? А ты любишь текилу?..
– У меня… у меня в семье проблемы. Сложности, – пробормотала я, пытаясь сбросить, с глаз долой и желательно из сердца вон, все эти тонны фраз и ухмылок и особенно красивое молодое лицо искателя экстрима. Как бы я много дала, чтобы стереть его из памяти. Чтобы мы никогда не встречались.
– У всех, Машечка, сложности. Думаешь, у меня сложностей нет? – хмыкнула Карина. Она обожала сплетни, обожала быть ближе к народу. Народом, соответственно, была я. Но именно сейчас я очень хорошо понимала, насколько, насколько далека Карина Эдуардовна от народа. Она стояла – подтянутая, в красивом дорогом платье, в туфлях на десятисантиметровых шпильках. У меня были не чищены зубы. Я думала об этом постоянно. Моя кожа пахла М@стером_добрых_дел. Я была неприятна самой себе.
– Такой уж у нас дресс-код, – продолжала она. – Можешь хоть сто раз не ночевать дома, но блузку поменять обязана. Неужели ты не могла хоть на пять минут пораньше выйти и купить кофту? Кажется, мы платим тебе достаточно? Наверное, зря, – фыркнула Карина и внимательно посмотрела на свои длинные ногти. Она постоянно на них смотрела, будто у нее там на них была шпаргалка. И время от времени, раз в пять-десять минут, ей было нужно подсмотреть, что говорить дальше.
– Я… больше не повторится, – вяло бормотала я, понимая, как все это выглядит жалко и смешно. И зачем-то прибавила патетично: – Клянусь.
– Клянешься? – хмыкнула она.
Я пожалела, что не заехала домой переодеться. Тем более нельзя сказать, что у меня на это не было времени. Времени было – вагон с телегой. Я уехала от М@стера еще до того, как на улице начало светлеть. Сейчас вообще не светлело, мы жили, как жертвы ядерной войны, в вечной темноте, в таком холодном подземелье. Было, кажется, около шести утра, а я уже сидела за рулем своей тачки и кусала губы. Я не поехала домой, я отъехала на пару кварталов от М@стера и сидела в машине в тупом оцепенении, глядя на людей, пробегающих мимо. Я не думала ни о чем. Я не смогла поехать домой. Там был Алексей.
