Вид моих родителей в «Амане» — туловищ, растолканных между майонезом и остатками деньблагодаренческой индейки, голов в фасовочных пакетах — вызывает странное чувство нереальности происходящего. По выражению папиного лица ясно — он удивлен не меньше моего.
Наверное, ничего не случилось бы, если бы отец не относился ко мне как к изгою, а потратил хоть капельку времени, чтобы войти в мое положение.
Или я обманываю себя?
И все произошедшее со времени катастрофы было неотвратимо?
За два месяца до того, как в холодильнике обнаружились родители, я сижу в культурном центре Соквел-виллидж на одном из расставленных полукругом стульев и внимаю речам миниатюрной пятидесятидвухлетней женщины. Выглядит она точь-в-точь как учительница, что вела у нас уроки в третьем классе. Только последней не довелось оказаться перед дулом помповика «моссберг» двенадцатого калибра.
За спиной у женщины стоит классная доска, на которой печатными буквами выведено: «ВЫ НЕ ОДИНОКИ».
Пожалуй, эмоциональность сего манифеста могли бы умерить прописные и строчные буквы, но миниатюрная женщина — руководитель группы и жертва огнестрела по имени Хелен — добивается, чтобы нам полегчало.
— Рита, может, сегодня начнете вы?
Ритино лицо под черным капюшоном — как бледная луна. На девушке черные брюки, шею закрывает ворот черной водолазки. Единственное яркое пятно — губы, накрашенные помадой тона «красная вечность».
В свой двадцать третий день рождения Рита вскрыла на запястьях вены и перерезала себе горло. Еще и месяца не прошло. На ней почти всегда перчатки и свитеры с высоким воротником — чтобы скрыть швы. Иногда она носит толстовки с капюшонами, другой раз — шарфы. А если день выдается совсем ни к черту, надевает все сразу. Сегодня шарф остался дома — значит, худо-бедно, она не в полном унынии.
Рита так усердно облизывает губы, что помады на них практически не остается. Затем извлекает из кармана черный тюбик, наносит еще один слой и причмокивает губами. Нечто вроде фетиша. А может, ей просто нужна подпитка.
— Мне до сих пор одиноко, — вздыхает Рита. — Порой я даже почти забываю о случившемся… а погляжу в зеркало — и снова такая безнадега нахлынет!
Пять голов понимающе кивают. Недоволен один Карл.
— Карл, вы не согласны? — спрашивает Хелен.
От парочки подростков Карл получил семь ножевых ранений — два из них в лицо. Затем у него вытащили бумажник и пустили семьсот долларов с кредиток на просмотр порнухи.
— Полностью согласен, — бурчит Карл. — Она безнадежна.