Ну и возвращаясь к заданной теме: «Мне никогда ничего, — читаем мы у самого Руссо, — не удавалось создать, сидя за моим письменным столом с пером в руке над листком бумаги. Только во время прогулок среди полей. Скал и лесов. Только ночью, лежа в постели. Не в состоянии заснуть, я как бы пишу у себя в мозгу». Это из той самой «Исповеди». Но в это как-то хочется и, главное, получается верить…
Одиннадцать месяцев отсидел в Бастилии (он сидел там дважды) ядовитейший человек своей эпохи Франсуа Мари АРУЭ, а по выходу из застенка уже ВОЛЬТЕР. Он угодил в камеру за один из едких стишков, с которых и начинал свою литературную деятельность. Памфлет клеймил позором регентствовавшего тогда во Франции герцога Орлеанского и написан был, скорее всего, вовсе не Вольтером, но к тому времени он уже капитально достал своими нападками совсем неплохо относившегося к нему регента. И прекрасным майским утречком 1717-го Франсуа посадили. И там, в Бастилии, он окончательно отделал своего «Эдипа», за которого и был назван преемником Расина с Корнелем. Поскольку же бумаги узникам не полагалось, писал он карандашиком меж строчек книги, которую якобы читал…
Вообще, история арестантских ухищрений насчет творения там, где нельзя, весьма благодатна и изобильна.
Зощенко увековечил ЛЕНИНА, писавшего за решеткой молоком, макая перо в чернильницу из хлебного мякиша.
Посаженный под замок за стихи на смерть Пушкина ЛЕРМОНТОВ «велел завертывать хлеб в серую бумагу, и на этих клочках, с помощью вина, печной сажи и спички написал несколько пьес, а именно: "Когда волнуется желтеющая нива…", "Я, матерь божия, ныне с молитвою…", "Кто б ни был ты, печальный мой сосед…" и переделал старую пьесу "Отворите мне темницу…", прибавив к ней последнюю строфу: "Но окно тюрьмы высоко…"»
А ЧЕЛЛИНИ клялся, что свою первую и единственную поэму зафиксировал щепочкой, выломанной из дверного косяка. Чернила великий ювелир изготовил из толченого кирпича…
Именно в Бастилии, задумал и начал Вольтер «Генриаду». Там же великому безбожнику приснилась и первая ее часть. Но странное дело: она приснилась ему совсем «не в том виде, в каком он писал ее». Позже Вольтер уверял, что говорил во сне такие вещи, которые едва ли сказал бы наяву. Его мысль работала на всю катушку, и «идеи слагались остроумно, а иногда даже гениально»…
Никогда не сомневался в силе пророческих снов и КАРДАНО. Профессиональный толкователь, он не просто доверял снам — в самых переломных случаях жизни он пользовался ими как руководством к действию. Так, во сне ученому была указана его будущая жена. Способность к половым отправлениям он также получил во сне — на 35 году жизни (до этого считался импотентом). Сны служили ему окончательным советчиком при постановке диагнозов. Сны подвигли его на сочинения «О разнообразии вещей» и «О лихорадках». А якобы однажды он услыхал во сне «прелестнейшую музыку», проснулся, и совершенно ясно осознал, почему одни лихорадки имеют смертельный исход, а другие нет. Вам-то хиханьки, а наш герой над разрешением этого пустякового, казалось бы, вопроса бился долгих 25 лет.
