— Дайте мне руку, — сказал я.
— Не нужно… Идите вперед… Я хочу слышать ваши шаги… Идите же!
Открыв дверь ключом, который дала мне Элен, я вышел на улицу. Моросил дождь, и это напомнило мне о той ночи, когда я блуждал по городу. Жулия в нерешительности стояла на пороге.
— Мы опоздаем, — пробормотал я.
Она встала справа от меня, с той стороны, где был чемодан, и мы пошли, осторожно ступая по тротуару, как по льду. Пройдя метров двадцать, я почувствовал, что моя рука отрывается от тяжести, и переложил чемодан в другую руку. Увидев это, Жулия завопила.
— Не будьте столь глупы, — сказал я. — У нас больше нет времени продолжать эту идиотскую игру в прятки. Итак?.. Что вы намерены мне предложить?
— Сначала я хочу узнать, кто вы такой, — сказала Жулия.
— Это не имеет никакого значения. Будет вполне достаточно, если я скажу, что был товарищем Бернара в течение долгих месяцев и даже лет. У него не было от меня никаких тайн. Мы вместе бежали из лагеря, и, клянусь вам, я не повинен в его гибели.
— Так это не вы его?..
— Конечно нет. Он попал под поезд, когда мы ночью, на ощупь, блуждали по сортировочной станции… Прошу вас, идите помедленней. Ваш проклятый чемодан чертовски тяжел…
Мы шли вдоль набережной Соны. Мелкий дождь, словно дыхание ночи, окроплял наши лица.
— Зачем вам понадобилось разыгрывать эту комедию? — начал я.
— Чтобы выяснить, что вы за человек и можно ли с вами договориться.
— Договориться? О чем?
— Ладно, так и быть, скажу. Дело в том, что в Африке умер наш дядя Шарль, с которым я была в ссоре, и он все свое состояние завещал Бернару.
— Ну и что из этого?
— Как? Вы что, не понимаете?.. Да ведь речь идет о двадцатимиллионном наследстве!
Я поставил чемодан на землю.
— И я… то есть я хотел сказать, Бернар — его единственный наследник? А разве вам ничего не полагается в соответствии с завещанием?
— Ни сантима. В случае смерти Бернара все деньги должны быть переведены на счета благотворительных заведений.
Я перевел дыхание и отер носовым платком лицо и шею. Ночь окутывала нас своим мраком и еще сильнее сближала, как двух сообщников. В темноте лицо Жулии выделялось белым пятном, а голос звучал слишком звонко.
— А мне — ни сантима, — повторила она с надрывом.
— Так вот в чем дело, — пробормотал я. — В сущности, смерть Бернара вам даже на руку. Выходит, мы можем разделить эти деньги между собой?
— Ну разумеется.
— Согласен на десять миллионов, — сказал я, не полностью еще осознавая, что со мной происходит.
