Устав наконец от этой оскорбительной для меня слежки, я выпрямился. В голове гудело, как в морской раковине, когда ее приложишь к уху. Остается последнее средство — подстеречь ее, когда она будет выходить из своей комнаты. Я не знаю, что именно ей скажу, но так или иначе непременно вырвусь из этого заколдованного круга.
Все шло своим чередом. Аньес хлопотала на кухне, затем к ней присоединилась Элен. Они не разговаривали, и было ясно: здесь тоже идет война. Пожалуй, скоро нам, чтобы не произошло крупного скандала, придется сидеть всем вместе, не расставаясь… Услышав, что Жулия поворачивает ручку двери, я тут же выскочил в коридор и бросился к ней. Теперь-то она не уйдет от меня. Увидев меня, она чуть было не попятилась назад.
— Жулия, выслушайте меня!
Но она оттолкнула меня резким жестом.
— Прошу вас, — сказал она голосом, несколько потерявшим свою былую уверенность, — сейчас же дайте мне пройти.
— Но мне необходимо поговорить с вами.
— Не сейчас.
— Нет, именно сейчас! Сию же минуту!
— Пустите меня, или я позову на помощь!
Ее хитрое лицо не выражало никаких переживаний, но когда она проходила мимо меня, прижимаясь спиной к стене, ее темные глаза были широко раскрыты и неподвижны. Она явно боялась. Вероятно, прочтя мою записку и приняв ее за какую-то угрозу, она начала меня опасаться. Я попытался пойти за ней.
— Да нет же, — сказал я, — это вовсе не то, что вы думаете.
Но Жулия пустилась бежать и добежала до самой столовой, а очутившись там и почувствовав себя в полной безопасности, вновь стала той Жулией, которую я так боялся.
— Бернар, помоги мне накрыть на стол!
Она обращалась ко мне на «ты» совершенно естественно, чуть повысив голос, чтобы ее слышали на кухне, но от меня она держалась подальше, нарочно гремела тарелками и приборами. Мне оставалось только молчать, и все же я не спускал с нее глаз. Несмотря на свое притворное спокойствие, Жулия, похоже, чувствовала себя уже не так уверенно. Она, без сомнения, вообразила, что я убил ее брата, чем еще больше скомпрометировал себя. И разумеется, она, не задумываясь, меня выдаст, если я проявлю слишком уж большую настойчивость.
Обед проходил довольно странно: никто не проронил ни слова, не осмеливаясь больше ломать эту комедию и обманывать всех остальных. Наши лица были неподвижны, как маски. Все мы по очереди вставали, чтобы взять то хлеб, то соль, то масло. Через четверть часа Элен вышла, не сказав никому ни слова.
— Она немного нездорова, — сказала Аньес. — Да я и сама устала.
