Утром мама и вправду была совсем другой, ровной и радостной. А вечером она набрала полную ванну воды и вскрыла себе вены, пока дети смотрели мультики. Светка стучалась в ванную, ей никто долго не открывал, и тогда она решилась позвонить Кораблевой. Через полчаса Кораблева вместе с мамой и папой-доктором были у них дома. Папа-доктор сломал дверь, и Светкину маму удалось спасти. Хотя крови она потеряла очень много.
— Я обязан сообщить об этом и отправить ее в больницу, — громко говорил папа-Кораблев маме-Кораблевой, механически гладящей по голове перепуганного Мишу. — Это может повториться, и что тогда?
— А что с детьми будет? — мама-Кораблева подняла Мишу на руки и показала его папе-Кораблеву, как будто он его до сих пор не видел. — У Светочки сложный возраст, Миша вообще крошечный... Не сообщай, я потом с ней поговорю?
— Я сам поговорю.
И они поговорили. И какое-то время Светкиной маме было лучше, может, эти, которые сидели у нее внутри, правда вышли — не той ночью, так вместе с кровью, закрасившей ванную в темный, мясной цвет. Светка знала, что никогда не забудет этот цвет.
И еще она знала, что обязана найти Этого и вернуть его маме. Перед тем, как порезаться, мать написала записку — не Светке, не Мише на вырост, не бывшему мужу, а Этому. Как она его любит, всегда ждет, прощает...
Светка закрыла глаза и вспомнила “Мазду” с яблоневыми лепестками на крыше, прилипшими крепко, как на клей. Вспомнила смуглые щеки и розовую рубашку Этого. Его руки, всегда так жадно и цепко хватавшие то, что он хотел бы схватить — бутерброд, мамину руку, сигарету, руль... Светка ненавидела Этого, но решила, что завтра снова будет сидеть в засаде. Прогуляет литературу, все равно у нее по ней одни пятерки.
***
Этот приехал на работу к десяти утра, как Светка и рассчитывала. Жену он, по всей видимости, закинул к месту службы первой и теперь вышел неторопливо из “Мазды”, и пошел, такой самодовольный, что Светку чуть не стошнило. Сегодня он был в блекло-желтой рубашке и галстуке с горохами. Светка шагнула к нему из кустов.
— Ты? — удивился Этот. — Ты что здесь делаешь?
Светка вдруг подумала, что он не может вспомнить ее имя. Он никогда не интересовался ни ей, ни Мишей, они для него были — декорация. Фон. А Светка еще и бесплатный сторож для дурацкой “Мазды”.
— Я хочу поговорить с вами. О маме.
Этот скривился, будто раскусил гнилую сливу.
— Я же сказал Лиде, что все кончено, меж нами связи нет. Ё-моё, ну должна быть какая-то гордость у твоей матери, нет? Твою мать, ведь она уже задолбала меня своими звонками, караулила повсюду, истеричка. И теперь еще тебя присылает, ну нормально, да?
