Профессор решил рискнуть и потерпел сокрушительное фиаско. Именно такое зрелище однажды понудило не искушенного в гольфе зрителя сказать, что, по его мнению, хоккей на траве — глупейшая игра.
Профессор прошипел сквозь зубы что-то невнятное и подобрал мяч.
Я выиграл седьмую лунку.
Я выиграл восьмую лунку.
Девятую мы разыграли вничью, ибо в черных недрах моей души я состряпал дьявольски коварный план. Я намеревался позволить ему — ценой крайних моих усилий — выиграть подряд восемь лунок.
А затем, когда надежда вновь запылает в его сердце жарким пламенем, я выиграю последнюю лунку, и он сойдет с ума.
Я тщательно следил за ним, пока мы продвигались дальше. На его лице эмоции сменяли одна другую. Когда он выиграл десятую лунку, то лишь с трудом не упомянул черта. А когда выиграл одиннадцатую, на его лице появилось что-то вроде мрачной радости. Только у тринадцатой лунки я разглядел пробуждение надежды. Но дальше она продолжала расти и расти.
Когда серией коротких ударов он взял семнадцатую лунку, им овладела разговорчивость. Непрерывность успехов породила в нем жажду обрести собеседника. Ему хотелось, так сказать, захлопать крыльями и закукарекать. Я наблюдал борьбу Достоинства с Разговорчивостью и слегка его подстегнул.
— Вы как будто обрели свою полную форму, — сказал я.
Победа осталась за Разговорчивостью. Достоинство оскорбленно ретировалось. Слова забили из профессора фонтаном. Когда он прекрасным ударом отправил мячик от восемнадцатой лунки, то, казалось, все забыл. Абсолютно все.
— Мой милый мальчик… — начал он и тут же умолк в некотором замешательстве.
Вновь над нами нависла туча молчания, пока мы продолжали продвигаться вперед. После его шестого удара наступил мой черед.
С большим тщанием я подогнал мячик к самому краю лунки.
Я подошел к нему и остановился. Я посмотрел на профессора. Он посмотрел на меня.
— Продолжайте, — сказал он хрипло.
Внезапно меня захлестнула волна сострадания. Какое право я имею подвергать его такой пытке?
— Профессор, — сказал я.
— Продолжайте, — повторил он.
— Удар требуется как будто простенький, — сказал я, не спуская глаз с его лица, — но я могу и промахнуться.
Он вздрогнул.
— И тогда вы выиграете турнир.
Он утер лоб мокрым смятым носовым платком.
— Что было бы крайне приятно после того, как подряд два года вы чуть было не становились победителем.
— Продолжайте, — сказал он в третий раз. Но прозвучало это не так решительно.
— Внезапно нахлынувшая радость, — сказал я, — конечно же, заставит меня промахнуться.
