– Война придет позже. Ты сам сказал, нужны стада. Чтобы купить услуги воинов. – Он помолчал, остановился, оглянулся на бредущего следом юнца. – Где летерийцы берут животных?
– В Овл’дане. У нас!
– Да. Они крадут их. Мы должны вернуть украденное.
– Впятером, Вождь Войны?
– Еще один пес. И мои защитники.
– Что за защитники?
Красная Маска продолжил движение. – Тебе не хватает почтительности, Месарч. Думаю, сегодня ты переживешь ночь смерти.
– Старые пути бесполезны! Не буду!
Кулак Красной Маски мелькнул размытым пятном – вряд ли Месарч вообще заметил его в полумраке – и крепко приложился к челюсти юноши. Тот упал на спину. Красная Маска склонился, схватил кожу куртки и поволок бесчувственного Месарча в лагерь.
Когда юнец очнется – обнаружит себя в гробу под слоем земли и камней толщиной в сажень. Увы, придется обойтись без всех точно продуманных ритуалов, подготавливающих к погребению. Но ведь Месарч распустился, выказал полнейшее отсутствие уважения – и дар милосердия, которым по сути являются все приготовительные ритуалы, ему не выпадет.
Да, суровый урок. Но чтобы стать взрослым, нужно выучить и такие уроки.
Он подозревал, что ради приведения к покорности придется врезать и остальным. Впереди долгая ночь.
«Для всех нас».
Он подозревал, что старухам племени неразбериха придется по вкусу. Уж всяко лучше заупокойного воя.
***
Последний ярус похороненного города казался самым интересным, по крайней мере на вкус Удинааса. Ему надоели перебранки, ставшие для группы беглецов настоящей чумой; ему надоели трения, в особенности вражда с Фиром Сенгаром. Бывший раб понимал, что Тисте Эдур желает его убить; что же до деталей бегства от Рулада – доказывающих, что Удинаас был лишен свободы выбора и стал жертвой, как и сам брат Фира – все детали Фира не волновали. Смягчающие обстоятельства не уменьшали его озлобления, его жестких критериев добра и зла (которые, впрочем, не касались его собственных дел). Разве сам Фир не бежал от Рулада, причем вполне добровольно?
Удинаас, вернувшись в сознание, должен был поспешить назад к Императору.
Зачем? Подвергнуться страшной казни от руки Рулада? «Да, мы стали почти друзьями, я и он – насколько такое вообще возможно между рабом и господином, ибо господин вечно считает себя благороднее и достойнее раба – но я не выбирал места рядом с безумцем и роли того, кто станет удерживать его на краю узкого моста душевного здравия. Рулад при каждом шаге желал прыгнуть с того моста. Нет, он сам совершил то, что совершил. Явив Руладу одну щепотку милосердия, я сделал для него больше, чем вся родня – мать, отец, братья. Нет, больше, чем все Тисте Эдур. Разве удивительно, Фир Сенгар, что ты не знаешь счастья? Все вы кривые ветки с одного больного ствола».
