– Молодой человек, вы удивительно похожи на гроссмейстера Таля. Правда, Таль выглядит солиднее. Я его видел вчера по телевизору.
– Да, я знаю, – ответил Таль, – мне это уже не раз говорили.
* * *
Два пожилых джентльмена встретились после долгого перерыва:
– Простите, но мне кажется, что мы с вами играли в одном школьном турнире?
– Не может быть. В нашем турнире не было никого с бородой.
* * *
В конце 1964 года гроссмейстер Андре Лилиенталь играл на турнире в Баку с мастером из Польши Андреем Адамским. Смелая и изобретательная игра польского шахматиста понравилась Лилиенталю.
Через несколько лет, увидев своего «знакомого» на турнире дружественных армий (Москва, 1968 год), Лилиенталь искренне удивился:
– О, как вы помолодели!
– Гроссмейстер, в Баку вы играли с моим старшим братом! – последовал неожиданный ответ… Яна Адамского.
Ведущие немецкие шахматисты 30-х годов прошлого столетия объединились в группу, которую назвали «Плеяда». В составе группы были два художника Карл Шорн и Бернгард Горвиц, отличавшиеся поразительным внешним сходством. Одна из газет того времени писала: «Отличить Шорна от Горвица можно по двум признакам: первый лучше рисует, зато второй сильнее играет в шахматы».
* * *
Один из участников Берлинского международного турнира 1897 года русский мастер Эммануил Шифферс неожиданно для себя стал объектом восторженного поклонения местных феминисток. Они буквально не давали ему прохода: одни требовали автограф, другие пытались взять у него интервью.
Позднее выяснилось, что во время турнира в Берлине с успехом шла пьеса Генрика Ибсена «Кукольный дом», проникнутая пафосом борьбы за права женщин. Темпераментные дамы приняли Шифферса, в силу его поразительного сходства с великим норвежским драматургом, за автора пьесы.
Встречаясь на международных турнирах, спортсмены разных стран стремятся к общению. Хорошо, если находится общий известный язык. А если нет, то в разговорах их нередко подстерегают курьезы.
Весной 1960 года в Москве проходил матч на первенство мира между Михаилом Ботвинником и Михаилом Талем. Давид Бронштейн в это время участвовал в международном турнире в городе Мар-дель-Плата. Многие аргентинцы, встречаясь с советским гроссмейстером, свой разговор начинали с вопроса:
– Ке таль?
Бронштейн думал, что речь идет о матче.
– Таль – хорошо, Ботвинник – плохо! – так невпопад отвечал до тех пор, пока ему наконец не разъяснили, что «ке таль» по-испански «как дела».
