Серый ноготь на его пальце заламывается от удара и сползает на сторону, но старик ничего не замечает. А заметив, через минуту, он отрывает ноготь от пальца и рассматривает его, близко поднося к подслеповатым глазам. Потом теряет интерес и роняет ноготь на пол.
Анна трясет меня за плечо.
- А ты давно здесь? - спрашивает она, когда я поворачиваюсь.
- Давно. Я умер в декабре. Какой сейчас месяц?
- Март.
- Что слышно там, у живых?
Она пожимает плечами.
- Что говорят про мертвых? - пытаю я.
- Разное. Одни предлагают кремацию, другие требуют равных прав.
- Ничего не изменилось, - киваю я.
- Отчего ты умер? - спрашивает она.
Вместо ответа я расстегиваю рубаху, показываю ей ножевое ранение под сердцем.
- Кто тебя так? - участливо жестикулирует она.
- Муж любовницы.
Анна понимающе кивает.
Да что она может понимать, пигалица!..
Мы приехали. Автозак, дернувшись, останавливается. Через несколько минут солдат в ОЗК, но без противогаза, открывает дверь, морщится, зажимая нос, и подносит к губам мегафон.
- Ваваливайтесь, тухлятина! - командует он.
Мертвецы поднимаются, с трудом выпрямляясь, на скрюченных ногах медленно двигаются к выходу.
Выпрыгивая, трупы валятся в слякотное месиво из полурастаявшего снега, грязи и хлорки.
Я иду первым, выпрыгиваю. Поднявшись из грязи, протягиваю руки навстречу Анне.
- Ух ты бля! - орет в мегафон прапорщик. - Да ты джентельмен, тухляк!
Я, прижимая к себе, осторожно спускаю девушку вниз, ставлю на полусогнутые ноги.
Стоящие по сторонам солдаты в полушубках и шапках, с автоматами в руках, смеются шутке своего командира. Я не слышу их смеха и реплик, но по лицам вижу, что им весело.
- Ты, поди, и поебываешь ее ночами, а? - не унимается прапор. - Правильно, правильно, чтоб черви в мандешнице не завелись!
Солдаты ломаются в приступе смеха.
Я отвожу Анну в сторону, туда, где привычной цепочкой выстраиваются остальные.
- Спасибо, - жестикулирует она. - Как тебя зовут?
- Сергей.
- Э-э! - кричит нам прапорщик. - Вы чего размахались ластами, бля?!
- Ни хуя себе! - слышу я возглас со стороны оцепления. - Прямо как в телевизоре! Это они, типа, общаются, товарищ прапорщик. Сурдоперевод, типа.
Прапор смотрит на нас недоверчиво и с недоумением.
Двое остаются сидеть на скамье в автозаке. Я-то знаю, что они прозевали свои ноги, не сдавили вовремя мышцы, и теперь мясо, сжавшись в тугой комок, разрывает вязкие подгнившие сухожилия, а может быть, и дробит кости. Оба неудачника вернулись с того света с большой задержкой, что видно по оплывшим бесформенным лицам и гнилостным пятнам на коже.
