Взгляд, который я считаю правильным, состоит, конечно же, в том, что индивидуальность не является ни предшествующей во времени, ни стоящей ниже социальности в моральном отношении; они всегда существовали бок о бок в качестве взаимнодополняющих друг друга аспектов одного и того же явления, а прогресс шел от низшего к более высокому типу и того, и другого, а не от одного к другому. Если слово «социальный» применяется только для обозначения высшей формы разумной жизни, то оно должно, как уже отмечалось, противопоставляться не «индивидуальному», а «животному», «чувственному» или какому-либо другому слову, означающему умственную или моральную неполноценность. В те времена, когда состояние наших далеких предков было таково, что мы не стали бы называть его социальным, оно в равной степени не заслуживало бы и описания в качестве индивидуального или личного. Иными словами, их состояние будет для нас одинаково низшим, рассматривай мы их хоть по отдельности, хоть в коллективе. Сомневаться в этом — значит сомневаться в целостном единстве человеческой жизни.
Жизнь человеческого рода, равно как и других родов живых существ, всегда была одновременно и общей, и особенной, всегда со держала и коллективные, и дистрибутивные аспекты. Уровень развития этой жизни постепенно повышался, включая, разумеется, и оба упомянутых аспекта. Сейчас, как и всегда, они развиваются как одно целое, и их единство можно наблюдать в высших проявлениях выдающихся умов. Шекспир, например, с одной стороны, является уникальной и необыкновенной личностью, а с другой — он блестящее выражение всеобщей жизни человечества. Это различие заключено не в нем самом, а в том, под каким углом зрения мы на него смотрим.
Наконец, существует точка зрения социальных способностей. Это выражение может использоваться для обозначения тех концепций, согласно которым социальное включает в себя часть, нередко весьма определенную, индивида. Человеческая природа, таким образом, разделяется на индивидуалистические и внесоциальные наклонности и способности и на те, которые социальны. Так, некоторые эмоции — такие, как любовь, — социальны; другие — такие, как страх или гнев, — асоциальны и индивидуалистичны. Отдельные авторы даже интеллект трактуют как индивидуалистическую способность и обнаруживают социальность лишь в некоторых эмоциях и чувствах.
Подобная идея собственно социальных инстинктов или способностей вполне пригодна, если мы употребляем слово «социальный» в смысле, свойственном непринужденной беседе или непосредственному чувству приязни. В этом смысле любовь, конечно, более социальна, чем страх. Но если подразумевается, что эти инстинкты или способности сами по себе морально выше, чем другие, или что только они одни имеют отношение к коллективной жизни, то взгляд этот, я думаю, весьма сомнителен. Во всяком случае, мнение, которого я придерживаюсь и надеюсь полнее объяснить в ходе дальнейшего изложения, таково, что человеческий психический потенциал не делится на социальный и внесоциальный: он весь целиком социален в широком смысле этого слова, весь целиком — часть общечеловеческой жизни, и его социальный и моральный прогресс заключается не столько в развитии одних способностей или инстинктов и подавлении других, сколько в подчинении всех их той стороне прогрессивной организации жизни, которую мы знаем в себе как совесть.
