Разум с этой точки зрения вытесняет и замещает инстинкт не больше, чем командир — рядового; он источник высшей организации, контролирующей и трансформирующей энергию инстинкта. Действительно, разум сам представляет собой некую инстинктивную предрасположенность в широком смысле этого слова, склонность сравнивать, комбинировать и организовывать деятельность сознания. Животные тоже обладают им до некоторой степени, и уникальность человеческого разума заключается только в степени развития: его можно сравнить с простым солдатом, взявшим команду на себя благодаря своим необыкновенным способностям и ставшим со временем генералом.
Вся человеческая история в отличие от истории животных — это естественный результат тех особенностей человеческой психологии, которые мы обсуждали. Это процесс, доступный только виду, наделенному способными к обучению инстинктивными склонностями, и организованный частично благодаря разуму в пластичное и растущее социальное целое. Это целое, чутко реагирующее на внешний мир тысячами способов и в самом себе несущее разнообразную и мощную энергию, беспрестанно вырабатывает новые формы жизни, которые мы описываем как прогресс или упадок сообразно тому, считаем ли мы их лучше или хуже прежних. Эти изменения не требуют какой-либо перестройки наших наследственных способностей. Наследственный базис — инстинктивные, но способные к обучению способности — сравнительно неизменен, и в этом отношении нет особых оснований считать, что тевтонские племена, из которых многие из нас происходят, сейчас стали существенно иными, чем были тогда, когда Цезарь воевал с ними и описывал их. Если бы мы могли поменять местами тысячи младенцев того времени и тех, кто сейчас лежит в колыбели, то, возможно, разница была бы незаметна. Они выросли бы по нашему образу и подобию, водили бы автомобили вместо военных колесниц, читали бы газеты — в общем, играли бы в те же человеческие игры, в какие в наше время играет большинство из нас.
И наконец, что мы имеем в виду под человеческой природой? Это выражение используется очень неясно, но существует, по меньшей мере, три значения, которые можно очертить более или менее точно. А уточнив их, мы, возможно, сумеем ответить и на извечный вопрос: изменяется ли человеческая природа?
Этот термин может означать, во-первых, сугубо наследственную природу человека, порожденную его зародышевой плазмой, бесформенные импульсы и способности, которые мы считаем врожденными, но о которых мы очень мало знаем — из-за того, что они обнаруживают себя только в качестве фактора социального развития. Эта природа, похоже, изменяется очень медленно, и у нас нет никаких оснований полагать, что мы с рождения очень уже отличаемся от наших предков, которые жили, скажем, тысячу лет назад
