То есть: ответный крест не открывает никакой славы — ни славы Христа, ни славы короля, ни славы Рима, ни славы тайного покровителя, одним словом, ничего того, что он должен был бы открывать.
Как мы видим, это положение было чисто негативным, поскольку отрицание является основой существования всех тайных обществ: разные гильдии опирались на одни и те же принципы и создали религию, имя которой — «честь».
Христианство требует отвечать на зло добром. Учение гульярдов не отличается таким великодушием и требует вернуть то, что должен. Поэтому триумф религий отрицания всегда является кратковременным, и победа остается за теми, кто проповедует преданность и самоотверженность, потому что именно эти качества делают из человека самого лучшего солдата. Мы намерены еще не раз показать, что Рабле, бывший стопроцентным гульярдом, не обманывался насчет недостатков своих братьев по ордену и бичевал их без малейшей жалости. Поэтому у него были большие трудности с публикацией четвертой книги «Гаргантюа и Пантагрюэля», так или иначе задевавшей все политические силы того времени, и он в конце концов был вынужден искать убежища внутри римской церкви. Он умер под покровительством кардинала Лотарингии, и если бы он прожил еще некоторое время, то оказался бы, хоть и не всей душой, вместе со вдохновителями и исполнителями Варфоломеевской ночи.
Но вернемся к «словам, исходящим из перерезанного горла». В конце LVI главы Панург, поссорившись с братом Жаном, решается предпринять настолько же долгое, насколько и опасное путешествие, и восклицает: «— Эх, если бы дал мне Господь прямо здесь, никуда дальше не двигаясь, услыхать слово божественной бутылки!»
Читатель мог и не увидеть, как исполнится желание Панурга, поскольку в намерения Рабле входило закончить IV книгой свою странную поэму. Аутентичность V и VI книг никогда не была неопровержимо установлена, и, хотя я отношу себя к тем, кто верит, что эти книги были написаны рукой Рабле, я все же признаю, что они уступают любой главе из первых четырех книг. Эти четыре книги, задолго до того, как слово будет предоставлено божественной бутылке, заканчиваются описанием инициации гульярдов и сопровождающими ее остротами; в них также отсутствуют подробные объяснения загадочных рисунков на мозаиках храма.
Все это, вместе взятое, не идет ни в какое сравнение с LVII главой IV книги. В ней на самом деле слово предоставляется божественной бутылке, и читатель обнаруживает здесь квинтэссенцию всех тайн философов всего мира, а также истинный комментарий к «Пиру» Платона. Поэтому я не могу не процитировать ее всю целиком:
