Так, например, именно такой способ избирает Рабле, чтобы напрямик рассказать всему миру тайну рождения короля Франциска И. Эта тайна уже была известна многим из его современников, и Рабле не был первым гульярдом, который раскрыл ее для самой широкой публики. Один савойский хронист, Франсуа Бонивар, рассказывает об одном маскараде парижского судейского сословия, бывшем настолько же смелым, настолько же грубым и настолько же непристойным, как и произведения Рабле, и не оставлявшем никаких сомнений в виновности короля, и виновности Екатерины Медичи и Филибера Делорме, служившего им посредником и удостоенного за то звания королевского архитектора. Этот рассказ о маскараде может быть существенно дополнен, если заглянуть в «Историю карикатуры в эпоху Реформации» Шамфлёри, где на одной из страниц можно увидеть рисунок под названием: «Чудеса города Женевы», который принадлежит Фромену, секретарю самого Бонивара, и является переводом рассказа этого хрониста на язык иероглифов.
Следует заметить, что судьи не особенно стеснялись в выражениях, непочтительно осмеивая королевское величие, что вполне объяснимо той безнаказанностью, которой пользовался и сам Рабле, выражавшийся в данном случае далеко не столь прямо и смело. Что же касается Екатерины Медичи, то она собрала целую коллекцию выпущенных против нее эпиграмм, и это любопытное собрание, бывшее, кажется, в основном делом рук Филибера Делорме, сохранилось под ошибочным названием: «Пословицы, поговорки и аллегории пятнадцатого столетия». Господин Шамфлёри в своей «Истории карикатуры» опубликовал две из них: «Свеча» и «Не всяк монах, на ком клобук», обе — Филибера Делорме; но он ссылается также и на третью, которая является на самом деле рисунком Дианы Пуатье и представляет собой не что иное, как тайное послание, посредством которого она сообщала Генриху II о своем несчастном замужестве, сообщала настолько ясными и понятными иероглифами, что их было трудно не прочитать. Фрагмент, воспроизводимый Шамфлёри, представляет собой три следующих стиха:
Сир, дама не опасалась епископа Санса,
Не желала невестка ласок отца,
И Орме не желал его помощи.
Епископ Санса был будущим кардиналом Лотарингии, а имя Орме (l'Orme) является достаточно прозрачным намеком на Делорме. Рассказывая об обращении Панурга к оракулу панзейской сивиллы, Рабле, после того, как предсказанное уже произошло, говорит, что хотя все и было написано в ответе оракула, но не полностью; вероятно, он совсем не знал, что это послание было отправлено, и ему было непонятно, каким образом Генрих II мог о нем узнать. Он ознакомил с ним Екатерину Медичи, которая, возможно, приказала сделать копии, чтобы на него ответить. Что касается эффекта, который могли произвести подобного рода разоблачения, то вряд ли он был бы значительным. Все политические деятели высшего уровня во все времена подвергаются этим булавочным уколам; поэтому в конце концов они на них просто перестают обращать внимание, и если бы Генрих II, ко всему прочему, и сам был гульярдом, то подобное разоблачение, допускавшееся регламентом ордена, не смогло бы его рассердить. Каким бы высоким не было положение гульярда, против него разрешались любые высказывания, если они произносились среди посвященных.
