На скосе века | страница 37



Я уж два раза тебя видал,
Но я не прошёл это расстоянье,
Так, чтоб суметь тебя разглядеть
Вновь хоть немножечко…
Стены… Стены…
Видно, измены меняют людей,
Видно, не красят лица измены…
1952

* * *

Ничего такого нету
Удивительного в том,
Что останусь я поэтом
И не стану горняком.
Буду жить, в стихи ударясь,
И стоять, на чём стою…
Но когда настанет старость,
Вспомню молодость свою.
И захочется мне снова
После смены, в год иной,
Распивать чаи в столовой
На двадцатой основной.
Об измене думать горько,
Вспоминать и ревновать…
А с утра, надев спецовку,
Всё мирское забывать.
Забывать, что буду завтра
Без тебя на свете жить.
И сливаться с ритмом шахты —
Думать, действовать. Спешить.
1952

* * *

Может, гибнуть за решёткой
Не за что в кромешной мгле?
Может, нынче правды чёткой
Просто нету на земле?
Чтоб не стать усталым зверем,
Чтобы выжить… Будь теперь
Хоть нечётким правдам верен,
Сердцу собственному верь!
1953

России 1953

>По поводу процесса врачей

Твой свет во мраке был рождён,
Во мраке выношен, взлелеян…
Мрак наступающих времён
Былого мрака не страшнее.
Пусть грязь и ложь царят опять,
Но каждый час я повторяю:
Тебе ко тьме — не привыкать
И света ты не потеряешь.
1953

* * *

Ю. Айхенвальду

Веет ветер
     над вьюжными теми
               широтами,
Где, устав
      от насущной тоски
             о своём,
Мы с тобою
      поднимемся
           над пулемётами
И, взглянув далеко,
         упадём и умрём.
Мне,
  пожалуй, не надо
          удела счастливее,
Чем суметь,
       покидая предел нелегко
Мира,
    светлого,
       трудного,
            несправедливого,
На прощанье взглянуть
           далеко-далеко.
1952

На смерть Сталина

Всё, с чем Россия
         в старый мир врывалась,
Так, что казалось, что ему пропасть, —
Всё было смято…
         И одно осталось:
Его
   неограниченная
         власть.
Ведь он считал,
       что к правде путь —
                 тяжёлый,
А власть его
       сквозь ложь
           к ней приведёт.
И вот он — мёртв.
        До правды не дошёл он,
А ложь кругом трясиной нас сосёт.
Его хоронят громко и поспешно
Ораторы,
    на гроб кося глаза,
Как будто может он
          из тьмы кромешной
Вернуться,
      всё забрать
          и наказать.
Холодный траур,
         стиль речей —
               высокий.
Он всех давил
       и не имел друзей…
Я сам не знаю,
        злым иль добрым роком
Так много лет
        он был для наших дней.
И лишь народ,
        к нему не посторонний,
Что вместе с ним
        всё время трудно жил,
Народ
   в нём революцию
            хоронит,
Хоть, может, он того не заслужил.