Ягун трещал так быстро, что Таня не успевала переваривать смысл его речи. Он был как словесный пулемет в болтательной войне. Таня поморщилась. В том другом мире так много никто не тарахтел. Его бы не поняли.
Играющий комментатор был наблюдателен.
– Эге! Да ты за лето отбилась от рук: разлюбила болтунов! Тебе теперь нравятся молчаливые роковые юноши, которые говорят в час по одному слову. Зато какие открываются возможности! Ты можешь разгадывать словесные ребусы, пытаясь понять, что он имел в виду. Например, он чихнет или почешется, а ты соображаешь – что это? Признание в любви? Тайное сердечное страдание? Робость влюбленного? Или просто звук от переполненности души впечатлениями?
– Уйди!
Ягун серьезно кивнул.
– О да, Таня! Раз ты прогоняешь, это действительно конец! Я ухожу! – сказал он и в самом деле ушел. Доводить Дурневых.
Дело доведения Дурневых до белого каления пошло так успешно, что уже через пять минут в Ягуна чем-то запустили. Через семь минут хлопнула дверь. Через десять минут самый добрый вампир схватился за шпагу. Через пятнадцать – послышался дробный хохот тети Нинели. Таня поняла, что арктические ледники потекли. Играющий комментатор подобрал отмычку к сердцу грозной гранд-дамы Рублевки.
Когда Таня пришла на кухню, Пипа и тетя Нинель кормили Баб-Ягуна блинчиками, а тот был так увлечен их поеданием, что даже не мог болтать. Вынужденное молчание его угнетало, и он частично компенсировал его, размахивая в воздухе рукой.
– У нас в Тибидохсе Пипу все любят! Особенно моя бабуся, потому что Пипа никогда не болеет, хоть в прорубь ее окунай! Оглоблей ее не убьешь! – сказал он с набитым ртом.
Тетя Нинель, считавшая свою дочку слабенькой и хилой, грозно нахмурилась. Ягун, с его способностью к подзеркаливанию, заметил свою ошибку и торопливо исправился:
– Ну конечно, на первый взгляд только не болеет! Зато если разболеется, то все, кранты! Туши свет! Очень необычный и ранимый организм! С одной стороны, крепкий, а с другой – стандартные лекарства на него не действуют!
Тетя Нинель согласно закивала и подложила Ягуну последние два блинчика, слегка подгоревшие и потому предназначавшиеся для Тани. Тем временем подобревший Герман Дурнев надумал сделаться тибидохским благодетелем.
– Надо что-нибудь передать академику Сарданапалу!.. В кои-то веки! Старается человек, вбивает в ваши головы знания!.. Халявий! Сбегай ко мне в кабинет! Там на полке с энциклопедиями – Нинель, без гримас, пожалуйста! – спрятана бутылка хорошего коньяка!
